Но как только девушка оказалась возле передней стойки шасси, ее рука коснулась черной шины. Она забыла зачем оказалась здесь, теперь пытаясь мысленно измерить колесо. Оно было невероятных размеров:
— И на него опирается весь самолет. — Оливия надавила на него, чувствуя его прочность. Как камень.
— Ну не только на него, — Даниэль подошел к ней ближе, тоже касаясь колеса рукой, — на задние приходится больше силы. На передние 10–15 % от общей массы.
Оливия обернулась, смотря на четыре стойки задних колес. Их количество она не стала даже пересчитывать— их было много:
— Они дублируют друг друга?
Даниэль кивнул, внимательно смотря на нее, но ее взгляд был направлен прямо перед собой. Что же это за девушка, которая интересуется шасси? Она была загадкой для него. Дерзкая, храбрая, она не боялась ничего, кидаясь словами, как пулями. Она бросила вызов его другу, она постоянно перечила Даниэлю и теперь она стоит рядом с новым самолетом и внимательно изучает шасси. Он вспомнил, как она внимательно смотрела в лобовое стекло в кабине пилотов, когда в самый свой первый раз переступила к ним порог, принося кофе. Тогда она зачарованно любовалась видом неба. Как сейчас с интересом изучает колеса:
— Хочешь сегодня полететь в кабине пилотов? — За эти слова, он готов был прикусить себе язык, но что — то заставило его спросить ее об этом.
Оливия тут же повернулась к нему, смотря большими удивленными глазами, цвет которых сейчас напомнил ему грозовую тучу. Что — то было не так. В ее глазах он видел смерч.
Ей захотелось вернуться на пятнадцать мнут назад и отказаться от «пилота со стажем». Она хотела лететь с Даниэлем. Она мечтала хоть раз находиться в кабине рядом с пилотом в моменты взлета и посадки. Она представляла этот момент с детства, за который отдала бы все. Но кажется, она поменяла Даниэля Фернандеса на капитана Дюпре, который вряд ли пустит ее в свою кабину, следуя инструкциям.
— Я лечу с Дюпре, — бледными губами прошептала она, — я поменялась с Меган. Она летит с тобой.
Он сразу не понял, думая, что это шутка. Но ее поникший вид, доказывал, что это правда. Внутри что — то взорвалось от странной ярости. Она поменялась, в этом нет ничего страшного. Это ее воля, ее желание. Так почему злость на эту девушку вновь охватила его? Она — бестия, вызывающая в нем только ярость.
— Иди к черту, — он повысил голос достаточно, чтобы эти слова проникли в ее уши и пошел к трапу, рукой касаясь перил. Всю жизнь он был во внимании женщин, всю жизнь они окружали его, не давая проходу. Но все они сливались в одно бесцветное пятно. И только эта девушка, оставаясь в стороне, поражала его все больше и больше.