— Ты не злись, господин, что твоих вместе с нашими похоронили, — посмотрела белесыми от возраста глазами в окошко. — Там, за оврагом, на нашем кладбище. В тот день нам было не до церемоний. Да и кто бы разбирал — кто господин, а кто бедняк, когда они на одной стороне умирали.
В тот момент Отрава не смогла определить, что именно важное прозвучало в этой фразе, но оно совершенно точно было! Враги своими действиями намертво объединили всех, кто пострадал. Одним махом уничтожили страх или неприязнь к кровопийцам, как минимум, конкретно к этим. Ведь Кирами не причинили крестьянам и толики тех бед, что сотворили пришлые. Если год назад бедняки могли крепко высказаться по поводу господ, пока те не слышат, то сейчас бы никому в голову такое не пришло. Оттого и хоронили рядом со своими, горе всех уравняло. Это изменение в отношении было настолько значимым, словно… словно так и было задумано.
Они дали себе неделю на отдых, а Кристоферу — отмолчаться, отоспаться, да потихоньку прийти в себя. Отрава отослала в Тихую Речку письмо матери, в котором не скрывала, как сильно соскучилась и переживает за родных. Пусть берегут себя! А когда она приедет в гости с любимым мужем, то хотела бы видеть их счастливыми.
Нанья это время посвятила книге — она утопала в Трактате Большой Магии, как только к нему прикасалась. И повторяла не без гордости, что комплименты ее талантам не были преувеличением, со временем она сможет любое заклинание исполнить, а по описанным в книге признакам ее способности поражали даже ее саму! Она показывала Лю все больше новых фокусов, но Отрава в подробности не вдавалась. Лишь бы кухню не спалили.
— Крис, ты не хочешь прогуляться? Крестьянам важно увидеть, что ты в порядке.
Он открыл глаза — снова лежал неподвижно часами в надежде, что от него отстанут. Но Отрава не собиралась отставать: ни вчера, ни позавчера, ни сейчас — подошла и нагло улеглась рядом, уложив голову на плечо, а потом и разговорами принялась донимать.
Крис ответил:
— Нам нужно в Столицу. И мне тошно оттого, что я никак не могу собраться.
— Не преувеличивай, — она водила пальцами по его груди. И хоть он никак на ласку не реагировал, но чувствовала, что от ее близости ему становится теплее. — На твоем месте другой совсем бы расклеился. И имел бы на это право. Все-таки родители…
— Знаешь, а ведь они уже в самом деле были бесконечно стары, все чаще об этом говорили. Я думаю и думаю об этом. Они будто ждали, когда я женюсь, чтобы самим уйти. У любой вечности есть предел. Именно поэтому произошедшее в корне несправедливо — зачем убивать тех, кто никакой угрозы не несет? Они не пошли бы войной на императора, даже если бы прижало.