Платьице мы ей организовали одним взмахом волшебного дрына. Из за обилий розовых рюшей Ваську не было видно.
— Ооо, то, что нужно, — констатировала я, — теперь уберем румянец и сделаем ее перепавшей анемичной немочью, на последней стадии анорексии.
— Не увлекайся, — одернула меня Яга. — Где бы она анорексию приобрела?
— Так в гареме, — не унималась я, что-то мне все больше и больше нравилась идея Васькиной фигуры, гремящей костями и похожей на смерть, только вместо плаща и косы, розовое платьице и зонтик от солнца.
— Ты сама то в это веришь? — покачала она головой. — Хватит креативить, достовернее нужно быть, убедительнее. Она не должна выпадать из образа. Крайности вызывают подозрения и наводят на размышления.
— Ладно, Станиславский, твое «не верю» в этот раз в тему, но аристократическую бледность оставим, а то у нее вид уж больно здоровый, буквально кровь с молоком. Самое то для размножения, — буркнула я.
Василиса переводила удивленный взгляд с меня на Ягу, но благоразумно молчала. Взвизгнула и ругнулась она только тогда, когда я затянула на ней корсет, так что она и вздохнуть не могла.
— Красота требует жертв, — наставительно произнесла Яга, выбеливая ей лицо.
После того как образ был создан, мы заставили Василису еще с полчасика жеманничать перед зеркалом, для того, чтобы войти в образ. Что-то у нее получалось, что-то не очень, но мы хорошо понимали, что за такое короткое время, мы ее нормально все равно не подготовим. И потом, всегда остается дырка в заборе, через которую мы попали в сад. Но лучше бы обойтись без нее. А то закусит удила наш князек и будет Васька бегать от него по всему Тридевятому, потом по Тридесятому и дальше по списку.
— Вась, ты это, раздевайся и спать, а завтра уже будешь отыгрываться на бедном мужике. Да, если что, мы тебя оттуда вытянем, — я подбодрила ее, подталкивая дрыном в сторону кровати.
Утреннее солнышко окрасило нежным румянцем белые крыши Морены. То там, то здесь захлопали открывающиеся ставни. Потянуло запахом свежесваренного кофе и нежнейшей выпечки. Столица просыпалась, готовясь к новому трудовому дню, хотя, казалось бы, что можно было делать в горах, коз пасти? Ан нет, и тут народ себе работенку нашел. В кузнечном квартале уже во всю работали горны, и раздавался многоголосый стук молотов по наковальням. Пекари уже успели справиться с первой партией сдобы, ткачи, чуть позевывая, только плелись на работу. Просыпался и дворец, еще не зная, какие потрясения ждут его обитателей.
— Алена, ты остаешься с Ади на хозяйстве, — раздавала последние ЦУ Яга.