В подробности вдаваться не стала, объяснив свое отсутствие на квартире во время отпуска тем, что нашла подработку. По сути, и не соврала даже.
Мама вроде поверила, так я думала до того, пока она не обронила:
— Ты едешь к нему?
— К кому? — опешила я.
— Егору?
За секунду в голове промелькнуло не менее полусотни вопросов, которые можно было задать матери, но непослушный язык, ступорнувшийся мозг и, казалось, одеревеневшие связки сподобились лишь на хриплое:
— Что ты сказала?
Молчание.
Лишь изредка тихое потрескивание в ответ, как следствие не очень хорошей мобильной связи.
— Мама?! Что ты имела в виду?
— Ты о чем?
— О Егоре… Как ты уз… Откуда ты взяла, что я могу ехать к…
— А ты едешь?
— Не отвечай вопросом на вопрос!
И вновь молчание, которое словно петля затягивалось на моей шее.
— Мама, что ты хотела этим сказать?!
— А я вообще что-то говорила?
— Но…
— Тебе показалось, — ледяным тоном ответила она. — Я всегда предупреждала, Катерина, что у тебя слишком богатая фантазия, вот и слышится всякое. Смотри, чтобы следующий твой поход в больницу не начался с психиатра.
Что скажешь на подобное? Визжать, протестовать, доказывать, откровенничать? Это станет лишь очередным подтверждением собственной ненормальности в глазах матери.
— Надо было отдать тебя на юрфак. Или хотя бы на экономический. И почему я пошла на поводу и позволила тебе учиться на филолога? Смотри, к чему это привело, Катерина: нищенская зарплата и книжные иллюзии, которые ты стала принимать за действительность. Вот даже слышишь непонятно что.
— Я спешу. Пока, — и завершила вызов.
Перезванивать мама не стала.
Она явно знает гораздо больше, чем говорит. Но добиться ответов от матери получилось бы так же легко, как признания от Зои Космодемьянской. Поэтому я даже пытаться не стала, а подхватив сумку, вышла в коридор. Сама со всем разберусь.
Незваного гостя искать не пришлось.
Егор стоял там, где я его и оставила. В коридоре. Сжатые в кулаки руки, губы, превратившиеся в одну тонкую линию, выдавали фальшь лениво-расслабленной позы, которой он меня встретил.
— Я сам понесу, — мужчина быстро приблизился.
Смысл сказанного я поняла лишь тогда, когда Егор нежно, но настойчиво разжал мои пальцы и забрал дорожную сумку.
Интересно, что именно из телефонного разговора он мог услышать? А самое главное, почему мысль о том, что Егор станет меня жалеть из-за пренебрежительного отношения матери, казалось столь катастрофичной?
Мужчина, пристроив сумку у ног, взял мое лицо ладонями.
— Прости меня.
По своей сути довольно простые два слова. Но подействовали так шокирующе, что весь воздух вышел из моих легких с тихим: