Последнее слово было четким и громким. Рон ещё раз умоляюще посмотрел на сержанта, взгляд того был непреклонен. Когда пистолет был перезаряжен, а гранаты переданы сержанту, он, последний раз взглянув на сержанта, который уже навел пистолет на занервничавших германцев, перемахнул через тыльный бруствер и пополз к траншейному каналу для перемещения во вторую линию обороны. За спиной зазвучали частые выстрелы, панические крики и ругательства на немецком, а затем несколько взрывов.
Рон полз, кто-то даже кажется пытался стрелять по нему, он просто бросил себе за спину заклинание щита. Душу охватила тоска и стойкое чувство бессилия. Он порывался вернуться назад, ведь вдруг… Но разум, и даже порядком притуплённое в данный момент чувство самосохранения, твердили ему, что сержант уже мертв. Единственное, чего добьется Рон вернувшись обратно — собственной смерти или плена.
В таком тяжелом моральном состоянии Рон не был никогда в жизни, но захотелось оказаться дома, очень сильно, чтобы мама заварило крепкий горячий чай и накормила горячими пирожками, а потом уложила спать, как бывало в тоскливые вечера после обид от братьев или соседских детей…
Воздух вокруг будто сгустился, был уже поздний вечер, кое-где землю освещали медленно оседающие на землю осветительные ракеты германцев, но их свет померк. Рон погрузился в непроглядную тьму душой и телом.
*Нора Уизли*
Рон открыл глаза. На дворе ночь.
Он узнал свою комнату, из которой "провалился" два дня назад. Всё на своих местах, только никто с ним не сидит, а значит времени прошло немного.
Он встал, одежда была в грязи и крови, ещё руки были окровавлены, судя по неприятно ломающейся корочке. Он не заметил этого во время боя.
Шлейф воспоминаний яркими вспышками промелькнул перед глазами. Сержант, тяжело раненый Редклифф, сотни погибших, имён которых он даже не знал. Первые убитые должны были лечь тяжким грузом на душу. Но он не чувствовал ничего. Отстраненная пустота, как будто смотришь колдографии о жестоком убийстве в газете, вроде трагедия, но не твоя… Он не знал, должно ли быть в душе так… пусто и тягостно грустно?
Рон осторожно поднялся с кровати. Ссадины на руках, которые он заработал падая и вставая, слегка побаливали. На форме же он обнаружил окровавленную продольную прореху в районе правого бока, а также линию царапины. Кажется, он чудом избежал смерти от случайной, а может и не случайной, пули. Даже не заметил, что смерть дыхнула в затылок, но внезапно потеряла интерес.
Дверь комнаты со скрипом открылась. Осторожно ступая по лестнице, Рон спустился вниз. В гостиной на столе были разбросаны многочисленные листы с рукописными записями, книги, чертежи и схемы. За столом сидел Артур Уизли, точнее спал. Он уснул на большом дневнике, на который уже напустил лужицу слюны.