Михаил Андреевич отвечал ему неохотно, но тот спокойно продолжал говорить.
Шумский злился и стал отвечать желчно и едко, но Калачев не оскорблялся этим и не прерывал своей речи.
Сколько было в его словах правды, искренности, неподдельного чувства. Он победил Шумского своим великодушием. Михаилу Андреевичу стало стыдно, что он оскорблял человека, который искренне желал ему добра, несмотря на его неблагодарность.
— Благодарю тебя, — сказал он, с жаром пожав руку Петра Дмитриевича, — я вижу, что ты искренне желаешь мне добра, я знаю, что твои слова не пустые фразы. От всей души верю в их правду и искренность, но не могу следовать твоим советам.
— Отчего же? — спросил Калачев, с грустью посмотрев на него.
— Оттого, что для меня в жизни все потеряно.
— Ты разочарован?
— Может быть, и так. Но нет, я мог бы ещё найти себе счастье в жизни, если бы не одно несчастное обстоятельство.
— Скажи мне, или, может быть, это тайна?
— Да, это страшная тайна, которой я ещё не могу разгадать; мне тяжело говорить о ней: она связана с такими воспоминаниями, которые могут свести меня с ума. Ты знаешь, как тяжело вспоминать то, что мы стараемся, если не выкинуть совсем из памяти, то, по крайней мере, заглушить чем-нибудь.
— Так старайся и ты чем-нибудь заглушить свое горе.
— Чем, например?
— Сначала хоть рассеянной жизнью: езди в гости, на гулянья, в театр.
— Это для меня невыносимо, все это будет только напоминать мои горькие утраты.
— Так займись серьезным делом. Ты получил прекрасное воспитание; оно не должно быть бесплодно: читай, размышляй, действуй.
— Пробовал, брат, и это, да пользы ни на грош. Видишь ли что: меня учили говорить, а думать не заставляли — так эта работа мне не по силам теперь — скучна.
— В самом деле, положение твое незавидное. Что бы ещё придумать? — говорил в раздумье Калачев.
— А вот что, — сказал Шумский, — выпить было бы прекрасно. Одно вино в состоянии прогнать тоску и мрак.
— Полно шутить! — ответил ему с упреком Петр Дмитриевич. — Высказывать всю пагубу пьянства я не буду, ты сам хорошо это знаешь. Посуди сам, прилично ли это образованному человеку…
— Что же мне делать-то? — прервал его Михаил Андреевич, чтобы удержать его от бесполезных рассуждений.
Калачев задумался.
— Есть ещё одно средство, — сказал он после минутного молчания, — попросись в деревню к графу Алексею Андреевичу. Он устраивает свою усадьбу, ты ему можешь быть во многом полезен, да и сам незаметно развлечешься, это дело будет для тебя ново и интересно. При этом же сельская жизнь имеет очень благоприятное на нас влияние…