– Так я нужна или нет? Полотенец чистых нет? Могу стиркой заняться…
– Не надо. Половину старых мы пустили на тряпки, а те, что пригодны, уже постираны. А еще мы наткнулись на отдел всякого домашнего барахла на третьем этаже, так что…
– А какого хрена ты сказал, что это последнее чистое?
– А какого хрена ты все еще веришь людям на слово?
– Ну и мудак же ты… – говорю я, завязывая второй кроссовок. Поднимаюсь и разгибаюсь во весь свой полутораметровый рост и смотрю ему в глаза. – Я – наверх, за обувью.
Обхожу его и медленно шагаю к лестнице, ведущей из подземной стоянки на первый этаж. Все время чувствую на себе его взгляд, словно у меня глаза на спине – вижу, как он раскрывает рот и наполняет легкие кислородом, чтобы кинуть, будто бы в пустоту слова, сказанные вроде как в никуда, но обращенные именно ко мне:
– Как бы нам случайно, глупо и нелепо не потерять коллегу из тупого упрямства…
Останавливаюсь и замираю. Тварь обнаглевшая! Скалю зубы, зная, что он не видит, но оборачиваюсь с лицом-маской:
– Давай уже на чистоту?
– Да куда уж чище-то?
– Хочешь сбросить меня?
Он пожимает плечами так, словно мы все еще обсуждаем полотенца:
– Это не я хочу. Судя по всему, этого хочешь ты.
– Не хочу.
– Эт хорошо…
– А вот этот треп про потерю коллеги к чему вообще?
– Этот треп не про потерю кого бы то ни было, а про тупое упрямство, – он резко срывается с места и шагает ко мне, и теперь в его походке нет тяжести, нет лени. – Этот треп про то, что у тебя подошва может разлететься прямо на ходу, а ты волнуешься о том, как выглядит твоя нога, – он мгновенно ускоряется, хватает меня за грудки. – Я сто раз тебе говорил – обуйся!
– Они тяжелые!
– Не тяжелее твоей задницы!
– Тебе легко говорить! – я пытаюсь вырваться. – В тебе сколько? Семьдесят? Семьдесят пять?
Тут он выпускает из своих рук мою одежду, резко наклоняется и хватает меня за правую ногу, легко отрывая её от земли. Я едва сохраняю равновесие, нелепо размахиваю руками, цепляюсь за него, впиваясь пальцами в его спину, в то время как его пальцы скользят в дыру в моей кроссовке. А в следующее мгновение мою ступню резко и больно тянет вниз, словно по моей ноге проехал грузовик – жуткий треск оглушает меня, разлетаясь в разные стороны, отражаясь от стен, пола и потолка, а секундой позже моей ноге становится прохладно и свободно. Эта сволочь разгибается и рычит мне в лицо:
– Если такое произойдет на улице… – он машет перед моим лицом оторванной подошвой моей кроссовки, я щурю глаза, хмурю брови и уворачиваюсь, – … первый же Красный, который добежит до тебя, взорвет твои кишки, как фейерверк! – он отбрасывает в сторону кусок белой пены, я делаю шаг назад, чувствую правой ногой ледяной бетонный пол. – Когда будешь лежать и смотреть, как летит в небо твоё нутро, помни, что ты пожертвовала им ради красивой, ЛЕГКОЙ обуви!