— Тиберий, — зовет капитан Назо от полога палатки, — на выход.
Допиваю напиток и возвращаю емкость с благодарностью. Санитары провожают улыбками, а Публий смотрит настороженно, но молчит. Идем возведенными коридорами до блока первичного приема. Военврач заводит меня внутрь и застегивает полог. Места в палатке мало, кушетки стоят близко, тканевых перегородок, как в гражданских приемных отделениях, нет. Когда привозят раненых не до стеснений. Уже знаю из разговоров санитаров, что сами учения начнутся завтра, сегодня день потрачен на сборы и развертывание госпиталя.
— Я предупредить хотел, что мы с Рэмом немного расширили твою легенду, — устало говорит Публий.
Понимаю, что издергался. Серьезное мероприятие: целый штаб с офицерами, оценки, проверки, нормативы. А тут я со своими играми.
Старалась помогать и не путаться под ногами, но все равно, как заноза. Торчу перед глазами и мешаю.
— Плюсом к истории о засекреченном свидетеле я пустил слух, что ты неучтенный нилот одного из генералов, — продолжает военврач, — зачатый без оформления бумаг и с неподтвержденной генетической картой.
— Ошибка, — уточняю я, — случайный залет.
— Грубо, но верно, — морщится Публий, — зато понятно, почему рядовой Тиберий слабый и палатки ставить не умеет. Не все генеральские дети усердны в подготовке.
Слышала о таких. Нилот — большая честь для мальчика и удача для семьи. Генералы могут не жить со своими детьми, но обеспечивают их сполна. Так, что матерям больше не нужно работать. А сыновья растут в уверенности, что папа устроит им карьеру. Ленивые, избалованные, никчемные. Не очень приятно даже в легенде таким быть, но Публий прав.
— Пока все будут гадать, кто мой отец из двенадцати генералов, никому в голову не придет, что я женщина, — со вздохом снимаю маску, чтобы дать коже немного отдохнуть. — А потом учения закончатся.
— И снова верно, — говорит капитан и подходит ко мне ближе, — Наилий правильно сделал, что подстриг тебя. Со стороны обыкновенный мальчишка.
От капитана тоже пахнет имбирным напитком, сладостью меда и свежим цитрусом. Публий намного выше меня и приходится запрокидывать голову, чтобы заглянуть в дымчато-серые глаза.
— Слишком привлекательный для мужчины, — выдыхает он, — невозможно…
Поцелуй со вкусом жгучей пряности. Неожиданный, глубокий, лишающий воли. Закрываю глаза, как делала всегда. Сквозь темноту и слабость чувствую, как крепко держит Публий. Нет ни страха, ни отчаяния, только нежность. Такая, что я не могу сопротивляться, тянусь к нему и обнимаю за шею. Отвечаю на поцелуй, слишком поздно вспомнив, что это не мой мужчина. Барьеры возвращаются медленно, в сознании вспыхивает алым «нельзя», но оторваться едва ли возможно. Тону в объятиях, пьянею от близости мужского тела, пропитываюсь его жаром. Публий обнимает за бедра и прижимает крепче, а я низом живота ощущаю, как далеко это может зайти.