— Стоять! — раздается из-за него. — Бездна, Тиберий, ты что ли?
Квинт выходит из-за модуля, прижимая бластер к бедру. В карауле, значит, стоял, а я свою смену проспала в охотничьем доме под боком у генерала. Торопливо киваю вместо ответа.
— Демоны за тобой гнались? — смеется санитар. — Или три кубика цефдир-ната на воде в мышцу поставили? Пошли, самовольщик, проблемщик и практически дезертир, будем условно раненных перевязывать и таскать на носилках. Да не дыши ты, как астматик, а то под кислород посажу. Сколько бежал-то?
Квинт тараторит без умолку, втаскивая меня в модуль под радостный гогот других санитаров и свирепый взгляд Публия. Капитан стоит у стола и держит в руках длинные лямки, а рядом веснушчатый Краст старательно изображает условно раненного.
— Тихо, — осаживает санитаров Публий, — продолжаем готовить раненого к транспортировке на десантном катере.
Я забиваюсь в угол, выглядывая из-за широких плеч военных медиков. Кто-то пихает мне в руки белую повязку с красной эмблемой медслужбы и велит намотать на плечо. Пока я с ней мучаюсь, ныряю в Публия посмотреть привязку. Проклятье, она стала еще больше! Что могло случиться за ночь? Не просто пульсирует — светится вся. Мысли у него сейчас постоянно сбиваются с темы рассказа на фантазии о близости. Напряжение уже не скрыть холодным безразличием. Я невольно смотрю на комбинезон под белым ремнем. Не заметно ли там то, что сейчас неуместно? Бездна и в меня похоть бьет рикошетом! Привязка ведь одна на двоих. Несуществующие боги, да что ее так разгоняет?
«Ревность», — подсказывает Инсум.
«Бред. К кому ревность?»
«К генералу. Только дурак не догадается, зачем Наилий повез тебя в охотничий дом. С императивной привязкой это неприятно. Мимо логики и рассудка она заставляет капитана считать тебя своей женщиной. Своей собственностью. И предъявлять на тебя права».
Действие императивной привязки похоже на безумие. Она завязывает все эмоции в один огромный узел и окрашивает в свой цвет. Узел растет, как снежный ком, наматывая на себя мысли и желания. Любой порыв переворачивается так, чтобы подвести привязку к реализации. До абсурда. Публий может мыть руки и думать, как будет гладить мое обнаженное тело в душе под струями воды. Услышать, что я на ночь остаюсь в госпитале, и решить воспользоваться моментом. Смотреть на койку для пациента и представлять там нас. Остановиться невозможно, контролю это не поддается.
«А в туалете спрятаться и снять напряжение капитану статус не позволяет?» — ворчит паразит, а меня словно бьют по туго натянутым нервам.