— Анестезия местная, мониторы подключать не буду. Постарайся лежать тихо и не мешать мне. Сможешь? Или седацию сделать?
— Нет, — отвечаю громче, чем нужно. — Я сама успокоюсь. Подожди.
Расслабляюсь и выдыхаю, но унять дрожь не так просто. Публий ждет и следит за реакцией. Проклинаю его маску, под ней не видно выражения лица. Облизывает ли сейчас губы? Или усмехается? Шить собрался или резать? Снова нужно спрашивать: «Как мне называть тебя?»
«Это лишнее, госпожа, — отзывается Лех, — без вашего разрешения я подселяться не буду».
«Объясниться не хочешь?»
«Обязательно, пусть доктор оперирует, а я расскажу».
Последний раз глубоко вздыхаю и молча киваю Публию. Он отмывает антисептиком кожу на шее и обкалывает мелкими порциями лекарства.
— Лучше не смотри, отвернись, — предупреждает и берет иглодержатель с изогнутой хирургической иглой.
Отворачиваюсь, уставившись в белизну стены напротив. От лекарства боль стихает даже слишком быстро. Через мгновение Публий говорит:
— Я колю иглой, больно?
— Нет.
— Тогда начинаю.
Ничего не чувствую, даже странно. Только слышу, как щелкают ножницы, отрезая хирургическую нить. В этом есть особый ритм, как в тиканье часов на стене. Четко, громко и неотвратимо.
«Проучить меня решил за неосторожное разрешение делать все, что хочется?»
«Научить, госпожа, — поправляет Лех. — Одно из самых важных правил требует знать, к кому обращаешься и как формулируешь просьбу. Адрес, суть и оговоренные последствия».
Понимаю. Чем больше свободы, тем неожиданней результат. Я знала адрес, озвучила итог, но забыла про суть. И дух сымпровизировал. Обвинить ведь не в чем — закрыл привязку. Ну, покуражился немного. Я запомню и впредь буду умнее. Больше никогда ни о чем не попрошу. И я, кажется, недвусмысленно приказала убраться.
В нервном сплетении колет, словно Публий орудует там иглой. Дергается дух. Еще бы, бесплатная кормежка, возможность захватить чужое тело и почувствовать себя живым, кто же откажется от такого? А у меня швы на шее и неприятный разговор с любимым мужчиной впереди. В бездну такие сделки!
«Оружие создано убивать, госпожа, — отвечает Лех. — Если взяться за рукоять пистолета и ткнуть в свою грудь, а потом спустить курок, то стоит ли удивляться ранам? Я — оружие. Подселенец, послушный вашей воле. Вы взялись за то, чем еще не умели управлять. Как ребенок с гранатой, любопытно трогающий чеку. Я мог бы и дальше ждать, пока вы будете, готовы, госпожа. Позволить генералу Гору сломать вас и смотреть, как распадется ваш тандем с генералом Ларом. Но даже Темные не идут против тех, кому служат».