— Комбинезон застегивай и за мной в оперблок, — приказывает капитан, — там же будешь спать. Санитарам я про нервный срыв расскажу, а утром вместе с нами вернешься в главный медицинский центр. Навязчиво никто приставать не будет, но что случилось, спросят обязательно.
— Придумаю, что ответить.
Заправляю полы рубашки под куртку комбинезона и выхожу из прачечной вслед за Публием. Зря храбрилась и гордилась хладнокровной реакцией. Ноги подкашиваются и дрожат, как положено после сильного испуга. На ночь в полевом госпитале оставили только дежурное освещение редкими пятнами над головой. Темно в переходе. Не иду, а крадусь, мечтая вцепиться в рукав капитана. Спотыкаться не обо что, но наступать и не видеть куда все равно страшно.
В оперблоке не была ни разу, тем более за перегородкой в стерильных модулях реанимации и операционной. Останавливаемся в приемносортировочном отсеке, и Публий приказывает раздеваться. Пока я ежусь от холода в операционной рубашке из полупрозрачной синтетической ткани голубого цвета, военврач облачается в белый халат и тщательно моет руки. Будто не швы на ладонь собирается накладывать, а как минимум вскрывать грудную клетку. Под маской его голос звучит глухо:
— Готова? Заходи.
Я босиком, не считая бахил из той же голубой ткани. Пол модуля ледяной, и с каждым шагом меня колотит все сильнее. А может, запоздало накатывает ужас от пережитого. Публий, одержимый духомканнибалом, со скальпелем в руках мог действительно вскрыть меня и выпотрошить. Окажись Лех чуть сильнее, задержись в теле чуть дольше.
Меня бы положили в саркофаг, а капитана отправили в психиатрическую клинику. И никто бы так и не понял, что произошло на самом деле.
— Ты меня боишься? — тихо спрашивает Публий.
— Я в операционной, здесь всегда страшно.
Пытаюсь отшутиться, но истеричные нотки в голосе все портят. Стерильная белизна модуля напоминает лес, густо припорошенный снегом. По углам торчат сугробы накрытых тканью тумб и ящиков. Блестят льдинки хирургических инструментов, и моргают глазами ночных сов индикаторы приборов. А в центре, как трон снежной владычицы, складное ложе для пациента.
— Ложись на стол, — мягко просит военврач, — разберемся и со швами, и со страхом.
Сердце заходится в тахикардии, стоит мне лечь и увидеть, как Публий перетягивает широким ремнями мои ноги, бедра и руки на специальных подставках. Густой шевелюры у меня давно нет, но даже колкий ежик прячет под шапочку. Задыхаюсь от паники и боюсь, что вот-вот сорвусь, пока медик медленно катит ко мне лоток с инструментами.