— Сидишь, как горные, — замечает виликус, а я вздрагиваю и оглядываюсь.
Проклятье, нахваталась от Наилия! «Горные» везде сидят, поджав под себя ноги. Даже на стульях. Думать о шестерых духах некогда. По лезвию ножа хожу с этой маскировкой. Сейчас придется объяснять, почему так сижу. Или придумывать, где видела горных. В легенде о детстве Тиберия ни слова не было. Что ж, Рэм сам виноват, что не сообщил подробностей. Теперь я буду сочинять, а он пусть подстраивается. Извините, Ваше Стервятничество, безвыходная ситуация.
— Из девятой армии я, — отчаянно вру Труру. — Горный интернат.
Виликус растирает густую мыльную пену по щекам и берется за станок.
— Интересно, — тянет он и без интонаций искусственного голоса это слышится странно, — там провалы были по наборам, закрыть их до сих пор пытаются. Восемнадцать циклов, говоришь? Уж не самого ли мастера выпускник?
Иногда удача и меня ласково целует в макушку. Хотя виликус мог и ловить на лжи таким образом. Придется рисковать:
— Его самого.
Трур ведет бритвой по шее снизу вверх, оставляя дорожку гладко выбритой кожи. Одно из тех занятий, которое я никогда не смогу сымитировать, притворяясь мужчиной.
— Как он там поживает? По-прежнему невыносим?
— А как же, — хрипло отвечаю я. — Зверствует на тренировках, жжет свои сандаловые палочки и сушит карамель в бумажном пакете.
Виликус хохочет, резко убрав бритву от горла. Смех гортанный, раскатистый, синтезатор речи гудит на пиковых уровнях громкости
— Помню, как резал ту карамель, — рассказывает Трур, прополаскивая станок под струей воды. — Бруски должны быть совершенно одинаковыми. Чуть ножом вильнешь, и мастер возвращает переделывать. Я неделю питался бракованной карамелью, пока не научился резать ее идеально.
Вполне в духе грозного начальника интерната. Улыбаюсь под маской и спрашиваю:
— А ты давно выпустился?
— Тридцать семь циклов назад, — отвечает виликус. Глаза округляю от удивления и слышу новый взрыв смеха. — Да, я так же стар, как наш генерал. Можешь не считать в уме, тренировались мы вместе.
Выросли в одном интернате, Трур — виликус на протезах и с имплантами, а Наилий с Марком стали генералами. Чудны твои игры, Вселенная. От тяжелой мысли опускаются плечи, с усилием цепляю улыбку на лицо и бодро спрашиваю, играя восторженного мальчишку:
— Здорово, наверное, есть что вспомнить. Никто вот так с генералом близко…
— Да уж, — усмехается Трур, — но пересекались мы редко. На седьмом цикле меня привезли в интернат, а Наилий уже там был с рождения. Вся его группа тренировалась отдельно. Генетические эксперименты, идеальные солдаты. В свои восемь они умели то, что нам и не снилось. Окрестные горы излазили вдоль и поперек. Нычки у них там были, схроны с полезной и запрещенной всячиной из деревни. Мы завидовали и надеялись, что догоним их в мастерстве хотя бы к выпуску, но нет. Лабораторные мальчики так и остались недосягаемыми вершинами.