«Ты научишься управлять нами, и мы станем полезны, — обещает Инсум, — не нужно нас выгонять».
— Они рады быть с тобой, — рассказывает Аттия, — создать мир живых не так просто, а населить его и удержать — еще сложнее. Всем места не хватает. Тех, кто никогда больше не будет воплощен слишком много. Мы не сосчитаем никогда.
Инсум показывает мне песчинки, упавшие в океан, чтобы поняла разницу между живыми и мертвыми. Какими же глупцами мы выглядим, когда добровольно уходим в бездну.
— Все шестеро связаны со мной до смерти, как Юрао?
— Нет, — качает головой матушка, — твой паразит низший дух, он подругому не может, остальные намного выше, но и они всего лишь слуги Истинных.
— Проклятье, как сложно, — устало тру пальцами глаза и чувствую, как Аттия гладит по плечу.
Отдохни, Мотылек, не все сразу. Я пойду, истомился там Трур под дверью. Да и Наилия одного с Марком оставлять не стоит. Не знает друг про обман, помочь хочет. Как бы беды не случилось.
Понимаю, что права, но отпускать не хочется. Хватаюсь за ее рукав, как ребенок, а внутри холодеет все сильнее. Напоит один генерал другого до беспамятства, в бездну полетит секретность, а вместе с ней пророчество. Должна я так думать, но вместо этого перед глазами любимый мужчина в белой траурной одежде. Пустой и будто вымороженный изнутри. Кажется, что с каждым ударом сердца он все дальше и дальше от меня.
— Матушка, расскажи… про Наилия.
— Тяжело ему, — шепчет Аттия, — попрощаться с тобой не смог. Так и стоял над саркофагом молча с монетой в кулаке. Марк забрал у него благодарность богам за твою жизнь и сам на лоб покойнице положил.
В сознании вспыхивает видение мраморных колонн зала крематория. Ленты транспортера, упирающейся в пламя печи. Саркофаг с телом, плывущий в огонь под всхлипы и вздохи. За мгновения от жара плавятся лепестки эдельвейса, чернеют кружева погребального платья. Запах гари забивает ноздри, пепел оседает на языке.
— Может, и не плохо, что Шуи пьет, — говорю я, а матушка качает головой.
— Не это ему сейчас нужно, девочка.
— Я знаю, я не могу…
Глупые слова, поспешные, ненужные. Почему не могу? Из-за формы и маски? Меня нет, я исчезла и ношу рабочую форму невидимого для всех виликуса. Ничего страшного не случится, если одной тенью на третьем этаже особняка станет больше. Ныряю обратно в темноту маски, заправляя вязаный край под воротник комбинезона.
— Порознь пойдем, я сразу следом за тобой, — рассказываю Аттии и удивляюсь твердости, появившейся в голосе, — только не в столовую, а в спальню…
— Скажу Наилию, жди его там, — осторожно улыбается матушка и тут же хмурится, — осторожнее только будь.