С этой мыслью, повинуясь внезапному наитию, я повесила на голубенькую дверь простенькое заклинание-тревожку. Такие вешали целители на раненых на поле боя, когда страдальцев много, кому в первую очередь нужна помощь непонятно. Оно извещало, если человеку становилось плохо и выводило к страдальцу. Глупость, может быть, но пусть будет, мне так спокойнее.
И уже с совсем легким сердцем я снова шагнула в непроглядную тьму.
Я просыпалась несколько раз. Выхватывала какие-то обрывки фраз, тревожных голосов, запахи лекарственных зелий, расплывчатые пятна, никак не обретающие четких очертаний, и снова проваливалась в густой тяжелый сон без сновидений, куда больше похожий на потерю сознания. Меня качало, как на волнах во время шторма — то захлестывало с головой, то отпускало на мгновение, то снова уносило в пучину.
Качка прекратилась внезапно. Я неожиданно для себя осознала, что уже не сплю, просто лежу в кровати, укрытая шерстяным одеялом. Голосов вокруг не было, тишину нарушало только поскрипывание пера.
Веки все еще были какими-то неподъемными, а потому с трудом разлепив пересохшие, казалось, намертво склеенные губы, я попыталась поинтересоваться, кто здесь, но издала только едва слышный предсмертный хрип.
Скрип сменился торопливыми шагами, чьи-то руки приподняли мою голову и сухих шуб коснулся глиняный бок кружки.
Я присосалась к ней так жадно, будто не пила неделю (хотя, кто знает, может и неделю!), не ощущая ни вкуса, ни запаха… на свое счастье! Потому что, когда ощутила…
О, богиня, я кажется начинаю догадываться, за что именно нас недолюбливают пациенты!
Очередной глоток вязкой гадости застрял в горле, я закашлялась, замотала головой и без сил рухнула обратно на подушку.
— Ох, болезная, — проворчал сбоку родной голос Нольвенн.
— Воды-ы, — просипела я, малость воодушевившись. Теоретичка не целитель, можно не опасаться, что меня сейчас начнут со всех сторон осматривать, перетрясать и выговаривать о безответственности.
Но к вторично поднесенной ко рту кружке я на всякий случай принюхалась и, осушив до дна, наконец почувствовала прилив сил. От воды, конечно, а не от подействовавшей гадости, в которой я под конец опознала заговоренную настойку эхинацеи, щедро разбавленную восстанавливающим зельем. Ядреное варево. Ну спасибо тебе, Элара!
Сил хватило на то, чтобы приподняться на локтях и наконец-то разлепить глаза.
— Все? Побежала? — скептически уточнила подружка, но подушку под спину заботливо подоткнула. Нольвенн вся целиком от голоса до кончиков кос была воплощением неодобрения, и у меня даже были подозрения, чем я это заслужила.