Моя целительница еще раз бросила на меня виноватый взгляд из-под ресниц, и шмыгнула к себе, а я остался стоять посреди коридора. С неуловимым ощущением, что вот сейчас мы говорили о разных вещах.
Попытка сбросить напряжение в Лесу, ни к чему не привела. Хоть сильфида, такая же переменчивая, как и сама ее ветреная стихия, выставила меня из рощи без объяснений, стоило лишь мне там появиться — необласканным из Брейдена я не ушел. Да только легче мне не стало — и пусть тело получило свое удовольствие, на душе скреблись кошки. Душа рвалась туда, сияли внутренним светом карие глаза, и где рыжие прядки норовили выбиться из косы.
Второй раз я попытался поговорить со своей целительницей перед отъездом… Лучше бы не пытался!
Весь последний день, перед отбытием на практику, нас гонял наставник Одран.
С возницами, нанятыми школой в городе, наставник говорил сам, нам же достались другие дела. Меня и еще пару ребят, из тех, что потолковее, куратор заставил проверить прибывшие в самый момент наемные подводы, на которых повезут школяров, конскую упряжь и самих лошадей. Мы втроем грузили заранее собранные припасы на неделю на обе группы… Словом, предотъездная суета затянулась до вечера.
Отпустили нас уже по сумеркам. Уезжать, не попрощавшись, мне не хотелось, и я поспешил в женское крыло. Шел, и боялся, что приду не вовремя, потревожу ее сон. Или что она с соседкой убежала гулять. Или что ее вызвала к себе в помощь строгая наставница Мадален — доделывать спешно последние снадобья. Или…
Сотню страхов себе придумал, сотню препятствий, что могут помешать ее увидеть, поговорить — а все равно, не отгадал.
Она открыла дверь не сразу. Сначала на мой стук раздался ленивый голос Нольвенн:
— Кого там еще к ночи принесло?
А после моего ответа — двойное девичье ойканье, Шелино «Подожди минутку!» и плеск воды. И только позже дверь открылась, и в коридор выскользнула сама Шела — с влажными завитками потемневших волос вокруг свежеумытого лица.
— Что случилось? — спросила она меня, спохватившись, смущенно поправилась, — Здравствуй!
И улыбнулась мне мягко, чуть извиняюще, ласково. И такая она была родная, такая близкая, манящая — что я забыл, все что хотел сказать. Всё забыл, все слова, которые знал.
— Да я… Да все нормально, просто… Я сказать хотел, мы уезжаем, ты тут… Ладно, я, наверное, пойду…
Я развернулся, и, крепко закрыв глаза, костеря себя в мыслях на все лады, шагнул прочь — подальше от своего позора.
— Кайден, постой! — окликнул меня встревоженный ее голос.
Я остановился, но не обернулся — не хватало еще, чтобы Шела увидела мою красную физиономию.