Я нырнула под сень каких-то плетущих растений и оказалась в маленьком дворике с качелями. Ночью детей нет, я никому не помешаю.
Хорошая девочка Леся сейчас совершила морально недопустимый поступок —
— переспала…
Блин, нет, неправильное слово. Какой тут сон.
— трахнулась…
Черт, ну даже не трахнулась ведь.
— замутила…
Вообще детское слово и не отсюда.
— совратила?
Кто кого…
— допустила сексуальные действия в отношении себя от женатого… почти женатого мужчины.
Мне бы протоколы в полиции составлять, бюрократический язык на уровне Upper Intermadiate.
В общем, если бы мой мужчина в отношении другой женщины совершил такие действия, я бы квалифицировала это как измену. Тут суд присяжных совершенно согласен.
Но немного странно, что эти действия совершил тот единственный, кого я когда-либо считала «своим мужчиной».
Мой бывший муж, изменивший мне когда-то, изменил со мной своей невесте. В жизни, конечно, еще и не такое бывает. Но сейчас я на противоположной стороне и стала лучше понимать всех участников давней истории. Измена с бывшим — по-прежнему на вершине моего хит-парада подлых измен. Но как-то оно уже не так однозначно…
Я стала раскачиваться, глядя в темное южное небо, и ночной ветер выбивал из головы все мысли. Подумаю об этом когда-нибудь потом. Мне сейчас так хорошо и безмятежно, как не было уже очень давно.
Когда холод вновь стал пробираться ледяными пальцами под свитер, я слезла с качелей и все-таки пошла домой.
В темноте пробралась в свою спальню, стянула с себя всю одежду и прямо так упала в подушку и сладко проспала до утра, начисто пропустив даже сборы Егора.
Утром я выползла из своей спальни с некоторой опаской, но он уже уехал, оставив мне на столе графин со свежевыжатым апельсиновым соком и две оставшиеся коробочки с пирожными. В одной был малиновый эклер, в другой фисташковый. Если это были коробочки Пандоры, я только что выпустила в мир что-то нежно-зеленое, похожее на ревность, и ярко-красное, похожее на страсть. Хотя страсть, наверное, не подходит под определение несчастья?
Настроение было просто великолепным. Я не стала его себе портить взглядом в зеркало и почистила зубы на ощупь. Оно стало еще лучше, когда пропиликал телефон. Я прямо подпрыгнула:
— Привет, мам!
— Привет, котик. Как твой Кипр, родная?
— Кипр солнечный до неприличия, я уже отработала четыре съемки и есть новые заказы, здесь все цветет и зеленеет, хотя местные говорят, что зеленеть по-настоящему будет только весной, на улицах апельсины и лимоны, можно ходить без куртки, везде полно кошек, а еще Егор, мам, помнишь Егора? — подогнал мне свою квартиру до марта, и я еще на две недели тут зависаю. Ты мне уже завидуешь?