Глоток вина заставил кровь бежать быстрее — и мысли тоже закрутиться воронкой.
Моя кожа пылала, несмотря на холодную ночь, даже с выключенным отоплением.
Я ходила от дверей до дверей, вертела в руках телефон, но держалась.
В саду шумели под ветром деревья, ярко светила луна, и я выбежала туда в надежде, что холод выстудит всю мою дурь.
Я вцепилась пальцами в дерево и дышала, дышала, дышала.
И почему-то совершенно не удивилась, когда мне на плечи легли горячие ладони. Только почувствовала облегчение, как будто именно этого тепла мне не хватало.
Антон повернул меня к себе, спросил тихо:
— Не замерзнешь? Куртку дать?
Я помотала головой, тяжело дыша, будто бежала сюда изо всех сил.
Засмеялась:
— Сцена под балконом. Ромео, отчего же ты Ромео… Мое лицо спасает темнота…
— Куда уйду я, если сердце здесь… — он обнял меня и прижал к себе крепко-крепко, — Вот так же приходил к твоим окнам после развода. Все лето, каждую ночь. Думал — выглянешь, думал — выйдешь. Почувствуешь. Позволишь вернуться.
— Я не знала, — шепотом.
— Ты бы не позволила.
Я бы не позволила.
Но я не знала, как тяжело мне будет. Я думала — пройдет.
Надо только потерпеть.
Я так устала терпеть…
Поднялась на цыпочки, зарылась пальцами в его короткие волосы, подняла лицо навстречу — и он коснулся губ, запер в своих объятьях. И будто не было всего этого — страшного. Будто мы вычеркнули шесть лет.
Ровно.
Потому что еще ничего-ничего не случилось, пока не пришла весна…
— Скажи… — я открыла глаза, но в темноте не разобрать было, что таится в его взгляде. — Скажи мне — что было там, в апреле, когда ты уехал к ней? С чем ты вернулся?
Не думаю, что сейчас меня это остановит, но я должна была знать.
— Я сказал, что женат. Что это мое решение.
— Правда?
Он ведь может и соврать. Пусть соврет.
— Правда, пушистый.
Он прикасался нежно.
Так, как мне нравилось.
Его руки перебирали мои волосы, его дыхание было горячим, он пах горьким морем, и я как будто входила в него — в ту же реку. Нет, в то же море. Но я была другая. И он был другой, но как-то — непонятно как — мы снова совпадали, хотя этого не могло быть.
— Я так люблю тебя… — выдохнул он между поцелуями.
Меня так давно никто не любил…
Слишком много шагов до двери, но что эти шаги теперь, когда пройден более долгий путь?
Длинные диваны в гостиной, моя задранная футболка, его губы на моей груди, его язык, танцующий что-то огненное на моих сосках. Его горячее тело, невозможность оторваться даже для того, чтобы стащить куртку, стащить футболку, прижаться наконец всей собой, застонать от того, как это правильно.