— Роджер! — Священник, подошедший, чтобы помочь, удивился не меньше меня. Мальчик, вздрогнув, проснулся и сел прямо, широко распахнув темно-зеленые глаза.
— Как ты попал сюда, маленький негодник? — начал бранить его священник с любовью в голосе. — А-а, опять уснул за чтением комиксов? — Он собрал комиксы и протянул их мальчугану. — Беги отсюда, Роджер, я занят с Рэндаллами. О, погоди, я забыл тебя представить. Миссис Рэндалл, это мой сын Роджер.
Я опять удивилась. Если я когда-то и встречала убежденного холостяка, так это был преподобный мистер Уэйкфилд. Все же я тепло пожала вежливо протянутую мне липкую лапку, подавив настоятельное желание вытереть ладонь о юбку.
Преподобный мистер Уэйкфилд ласково посмотрел вслед мальчику, бредущему в сторону кухни.
— На самом деле это сын моей племянницы, — признался он. — Отец погиб над Ла-Маншем, а мать — во время бомбежки, вот я и взял его.
— Это очень хорошо с вашей стороны, — пробормотала я, думая о дяде Лэмбе. Он тоже погиб во время бомбежки, по дороге в Британский Музей, где читал лекции. Зная его, я считала, что он умирал с чувством удовлетворения из-за того, что бомба попала не в музей.
— Ничего подобного, ничего подобного, — смущенно замахал ручками священник. — Так приятно, что в доме есть юная жизнь. Присаживайтесь, пожалуйста.
Фрэнк заговорил еще до того, как я поставила на пол сумочку.
— Удивительная удача, Клэр, — восторженно тараторил он, приглаживая потрепанные, зачитанные документы. — Его преподобие обнаружил целую серию военных сводок, в которых упоминается Джонатан Рэндалл.
— Ну, похоже, известность капитан Рэндалл в основном приобрел благодаря собственным проступкам, — заметил священник, взяв у Фрэнка несколько бумаг. — Он около четырех лет командовал гарнизоном в форте Уильям, но, кажется, проводил немало времени, изводя от имени короны окрестных шотландцев. Вот это, — он осторожно отделил стопку документов и положил их на стол, — жалобы на капитана от различных семей и владельцев поместий, и речь идет обо всем на свете, начиная от приставаний солдат гарнизона к служанкам и заканчивая открытым воровством коней, уже не говоря о так называемых «оскорблениях», без подробного их описания.
Я от души веселилась.
— Так в твоем генеалогическом древе есть даже настоящий конокрад? — повернулась я к Фрэнку.
Тот невозмутимо пожал плечами.
— Он был тем, кем был, и я ничего не могу изменить. Мне просто хотелось узнать. В самих жалобах нет ничего необычного; именно в тот период англичане вообще и армия в частности были весьма непопулярны среди горцев. Необычно другое — похоже, ни одна из них не привела к каким-либо результатам, даже самая серьезная.