— Я предложил ему поменяться пастбищами, — рассказал Никитакан. — Обещаю, что нападать на тебя не буду, и надеюсь, что и у тебя не будет поводов огорчать меня. Мы ведь оба — христиане. Должны жить в мире и согласии.
Жить в мире всегда предлагает более слабый. Так же, как и поделиться, всегда предлагает нищий.
— Я первым ни на кого не нападаю, — проинформировал его.
— Я тоже, — заверил половецкий хан. — Уверен, что мы с тобой поладим, а когда подрастут наши дети, поженим их и скрепим кровью нашу дружбу.
Как будут говорить в двадцать первом веке, таких друзей за член да в музей. Но огорчать Никитакана пока не стал, произнес многообещающе:
— Все может быть, — и полюбопытствовал: — А почему поменялся угольями? Вроде бы бостекановские считаются не лучшими.
— Хочу жить поближе к городу, чтобы в церковь ходить, — сказал половец.
— Можешь поселиться у меня в городе, а своих людей разместить в моих деревнях, — предложил я, уверенный, что получу отказ.
— Я и хочу так сделать, только мои люди пока против, — признался он. — Потихоньку склоняю их к истинной вере, отучаю от поклонения идолам.
— Поспеши, а то, когда татары придут, будет поздно, — посоветовал я.
— Они не придут! — уверенно заявил Никитакан.
Он собрался было похвастаться подвигами своего народа в борьбе с монголами, но я перебил:
— Они придут через несколько лет и поселятся на ваших землях. Так что поторопись. Моих подданных они не тронут, потому что я их союзник.
Хвастливость мигом слетела с его лица. На меня посмотрел не самоуверенный юнец, а осмотрительный и вдумчивый руководитель.
— Моя мать тоже так говорит, — сообщил он.
Видимо, она и настояла, чтобы он подружился со мной. У русских женщин поразительная способность чуять беду и таким образом притягивать ее. Если живешь в России, надо жениться на иностранке, а заграницей можно жить и с русской: там эта дурь атрофируется.
— Если хочешь, пошлю к тебе монаха, чтобы помог обращать в христианство, — предложил я.
— Было бы неплохо, — согласился Никитакан. — Спасибо за помощь!
— Да не за что, — отмахнулся я.
Мне такая помощь действительно ничего не стоила. Наоборот, игумен Вельямин похвалил, что так пекусь об истинной вере, и выделил на это дело монаха с угрюмым лицом и горящими глазами фанатика. Мне подумалось, что если через неделю половцы не грохнут монаха втихаря, то через год все станут христианами.
Урожай зерновых в этом году удался. Весной я раздал часть зерна на посев новоселам в деревнях, а осенью восполнил запасы в Детинце. Зерна и других продуктов принято запасать на три года осады, причем никто толком не знает, сколько будет осажденных. Определяют на глазок и чуток сверху на всякий случай. Заодно перебрали запасы оружия, выкинули негодное, добавили из захваченного у половцев. Кстати, под стрелы отведены несколько клетей в Детинце и на Посаде. Сколько тысяч штук их хранится у нас — не знает никто, даже мой ключник Онуфрий, который ведет счет каждому сухарю и щепотке соли.