Я с удивлением рассматривала его широкие плечи и бугрящуюся мышцами спину. Джокер никогда не показывал свое тело, всегда скрывал его под майками с длинным рукавом или толстовками. Теперь я понимала, почему: синяки и шрамы уродовали его кожу, делая похожим на пятнистого волка. Тонкая светлая линия у основания шеи слегка поблескивала, и я подошла ближе, чтобы рассмотреть ее. Шрам кольцом охватывал всю шею.
Еще боясь поверить в свою догадку, я прикусила палец. Внезапно Джокер схватился за горло и закашлялся.
Я никогда до сих пор не видела подчиняющего ошейника. Это было запрещенное проклятие, за которое колдуна могли сжечь живьем в любом из племен койотов. И тот, кто держал в руках конец поводка, нес ответственность наравне с тем, кто наложил проклятие. Рано или поздно, эта тонкая полоска задушит Джокера. Даже сейчас я видела, с каким трудом дается ему каждый вздох.
Повинуясь внезапному порыву, я протянула руку и запустила кончики пальцев под ошейник. Он ощущался, как тугая стальная струна. Не желая отступать, я просунула пальцы глубже, и, странно, проклятие поддалось. Я тянула и дергала, пока не почувствовала, что дальше ошейник уже не растянется. Теперь он лежал у основания шеи, спереди касаясь ключиц.
Больше мне здесь делать было нечего. Ветер не приходил, и я решила искать обратный путь сама. Розовый свет за дальним окошком манил неудержимо и я, распустив крылья, потянулась к нему.
А потом всем телом ударилась о невидимую преграду. И снова… и еще раз. Вот теперь мне стало страшно по-настоящему. Остаться навсегда в этой гулкой от пустоты комнате — наверное, это и есть смерть.
Изо всех сил зажмурившись, я забормотала:
… священный дух,
вечная душа,
пожалей меня, дай свет.
Ветер с гор,
пусть твоя полуночная песнь найдет меня…
В лицо пахнуло свежим воздухом. Я приоткрыла глаза. Джокер снова стоял передо мной, чуть сгорбившись и обеими руками опираясь о невидимый подоконник.
Я снова взмахнула крыльями и через два взмаха приблизилась к розовому свету. Потом глубоко вздохнула… и открыла глаза.
Пустая чашка на полу, левая рука, привязанная к ножке лампы — все было по-прежнему, кроме одного: с порезанных чем-то острым пальцев капала кровь.
Сидя на бортике ванной и держа руку под струей холодной воды, я кусала губы, чтобы не зашипеть от боли. Теперь Джокер ван Хорн имел полное право ненавидеть меня.