Затем Дик подал мою куртку:
— Чего такая тяжелая? Захватил с собой кирпич на всякий случай?
Я и забыл совсем. Во внутреннем кармане ждала бутылка виски, целая и невредимая. Вот только одна мысль о глотке огненной воды сейчас вызывала у меня приступ тошноты.
Держа бутылку за горлышко, я поплелся к яме, чуть постоял на бровке, а потом разжал пальцы, позволяя бутылке скользнуть вниз по сочащейся водой глинистой стенке. Внизу тихо булькнуло.
— Правильно, — одобрил подошедший сзади шериф. — Не стоит оставлять могилу пустой. Плохая примета. — Он поплевал на ладони, крякнул и ухватился за черенок лопаты. — Мы с Робом тут все приберем, а вы, парни езжайте по домам.
Мужики по очереди все так же безмолвно пожали мне руку и потянулись к своим машинам.
Затянувшееся молчание прервал Норт:
— Теперь ты хозяин города. Во всяком случае, ягуары и шакалы против тебя слова не скажут.
— Ерунда. — Я пожал плечами. — Мне это не нужно.
Мне действительно ничего здесь не было нужно. Ни Логово — пустой дом моей вымирающей семьи. Ни поганые воспоминания о моем детстве. Ни безразличие матери. Ни отчим. И тем более не воспоминания о том дне, когда он…
Единственное, что приковывало меня к Лобо-дель-Валле — розовый свет в окне небольшого двухэтажного дома. Красная лампа на прикроватном столике и девушка, спящая под шерстяным одеялом, расшитым радужными зигзагами. Альбом с пожелтевшими от времени фотографиями на полу рядом с ее домашними туфлями. Тетради, пухлые от рисунков и записей. Коробка со шнурками, бусинами и маленькими раковинами. Маленький «ловец снов» у нее над головой.
Больше всего на свете я хотел сейчас войти в ее дом, подняться по узкой деревянной лестнице, бесшумно скользнуть под одеяло и прижать к себе мягкое и теплое ото сна девичье тело. И забыться рядом с ней навсегда.
ЛИНА
Зима сбежала из города внезапно, как застигнутый в чужом доме воришка. Наспех сгребла в мешок все, что попалось под руку — грязные облака, нудный мелкий дождик, пробирающую до костей сырость, завалявшиеся под кустами жасмина и роз клочки грязного снега — и была такова.
Проснувшись посреди ночи от сильного и ровного гула за окном, я улыбнулась и сбросила на пол тяжелое шерстяное одеяло. А потом прямо поверх пижамы накинула большую вышитую шаль из Чьяпаса и вышла на порог.
Здесь уже стояли, тесно прижавшись друг к другу, мама и Анна. Ни одна из нас не сказала ни слова. Повернувшись лицом к востоку, мы в молчании подставили лицо горячему ветру пустыни Мохаве.
Он заставит быстрее бежать древесные соки, согреет спящие в земле корни трав и цветов, разбудит поцелуем пчел и шмелей, ласково погладит попки бегущих по набережной спортсменок.