Эльф торжественно замолчал.
— И что, маги умеют создавать молнии? — нервно спросила я.
— Сильные умеют. Их молнии не такие мощные, как природные, мертвечину они не всегда истребляют, но отогнать могут. А от суккубов, инкубов и прочей мерзости под молниями и следа не остается.
— Мы что, стоим? — спросила Лим. — Резко как-то остановились.
— Должно быть, у кого-то опять камень выпал или веревка перетерлась, — предположил Альд, выглядывая в окошко.
— Похоже на то, — согласилась я. — Я уже и выйти не отказалась бы.
— Правда? — обрадовалась Лим. — Если боишься еще, я с тобой похожу.
— Нет, не боюсь. Сами же говорите, гроза.
— Пора бы уже о завтраке позаботиться, — напомнил Альд. — Михо!
— Михо тебе что, слуга? — буркнула я, поднимаясь и натягивая теплые юбки и рубаху. — Я займусь завтраком. И тоже, кстати, чисто из-за врожденного чувства ответственности. Воды только нужно притащить.
Михо встретил меня поклоном. За мной, зевая и потягиваясь, словно кошка, вышла Малья. Парень подхватил свинку, а та радостно всхрюкнула, задрыгав лапами. В окошке, прикрытом тонкой сеткой, разгорался рассвет.
— Так в бочонке на приступке свежая налита, — подсказал Михо.
— А бочонок у нас откуда? — не сообразила я.
— Так я намедни выменял, — объяснил Михо, — на три головки капусты. А две головки нам еще остались.
— А капуста у нас откуда?
— Так я на ведро ячменя выменял.
— А…? Ясно, — какая, в конце концов, мне разница, откуда у нас ячмень.
Щи сварить, что ли? С капустой.
Было свежо. Гроза еще гремела, грея душу. Я вздохнула полной грудью свежий утренний воздух и замешкалась, поставив у ног ведерце с чистой водой. Как красиво здесь все-таки! Солнце еще долго будет подниматься над стволами, но воздух побледнел и птицы соревнуются в умении приветствовать дневное светило. Чем дальше на Север, тем величественнее деревья, а мощные эльфийские дубы, в дуплах которых можно устроить целый дом, уже не стесняясь, царствуют в лесах, искореняя своей тенью непролазный подлесок. Опавшие листья золотом покрывают землю, но и обнаженные, дубы поражают своей величавой красотой. Жаль, что здешние леса кишмя кишат всякой дрянью.
Тракт широкой колеей терялся позади, плавно изгибаясь. В голове обоза, в тумане двигались размытые фигуры. Я услышала лай собак. Замерев, вгляделась в поворот тракта, исчезающий в рассветных сумерках. Из-за него вылетела размятая туманом приземистая клякса. Странными прыжками рванула вперед по подсушенной магией дороге. За ней, истерично тявкая и визжа, неслась свора псов. Наших псов, обозных, тех, что до поджатых хвостов перепугал мертвый тролльичий отряд. И не сожрали же их в лесу, песиков наших, надо же. Собачек на Ондигане любят. Как и кошек. И те, и другие чувствуют появление нечисти. Коты здесь тоже крупные, могут без труда придушить пару лабиринтников, нацелившихся на кур или припасы. Псы редко сидят на цепи: пока хозяева проснутся от лая да вооружатся, хорошая собака отгонит от дома и удержит на расстоянии даже крупного иратха.