Дрожа, я отшатнулась от Римо.
— Что ты наделал? — я запнулась.
Я прижала дрожащие пальцы к губам, ужас обрушился на меня, как молния. Это должно было быть привилегией Данило. Мой первый поцелуй.
Римо взял его.
Нет.
Я отдала его.
Римо сердито покачал головой.
— Я порезал тебя своим ножом, и ты не проронила ни слезинки, но поцелуй заставляет тебя плакать?
Я отвернулась, пытаясь взять себя в руки. Всю свою жизнь я была воспитана, чтобы быть идеальной женой, чтобы подарить себя мужу. И вот так я позволила Римо украсть часть моего подарка. На мгновение мне захотелось зарыдать. Потом я почувствовала тепло Римо на своей спине, не касаясь, но задерживаясь между нами.
— Ты боишься гнева Данило, если он узнает, что его Ангел прячет несколько черных перьев под сияющим белым оперением?
Я оглянулась через плечо на его поразительное лицо.
— Ты ничего не знаешь ни о Данило, ни обо мне.
— Я знаю твою слабость и знаю его.
Я снова повернулась к нему.
— У тебя тоже есть слабость, и в один прекрасный день твои враги используют ее против тебя с той же жестокостью, что и ты.
— Может быть, — проворчал он. — Возможно, они восстанут после того, как я сожгу их гордость, но не все созданы, чтобы восстать из пепла.
Я усмехнулась.
— Ты говоришь, как мученик. Что ты знаешь о сжигании?
Римо ничего не сказал, только посмотрел на меня с жестоким намерением, с тем же выражением, которое я видела, когда он порезал меня. Мой взгляд метнулся к ране на руке, и Римо проследил за ним. Кирпич за кирпичом я разрушала стену, которую Римо не собирался опускать.
Римо схватил меня за руку и повел к особняку. Я ничего не сказала, даже не посмотрела в его сторону. Я знала, когда отступать, знала, когда сдаваться, потому что эта битва только началась.
• ── ✾ ── •
Оставшись одна в своей комнате, я направилась в ванную и плеснула холодной водой в лицо, чтобы прояснить голову. Подняв глаза, я съежилась от состояния своих губ. Красные и опухшие.
Я все еще чувствовала прикосновение Римо, все еще ощущала его вкус. Как я могла позволить этому случиться? Я должна была оттолкнуть его, но не сделала этого. Римо остановился. Я не только позволила ему украсть мой первый поцелуй, я наслаждалась им извращенным, всепоглощающим способом.
Я вернулась в спальню и опустилась на кровать, глядя на темный балдахин. Что-то в Римо ошеломило меня. У него был способ втянуть меня в это. Я подняла руку, чтобы посмотреть на рану. Она все еще чувствовалась болезненной, но казалась заживала. Он не только позволил мне заглянуть под жестокую маску Римо, но и послужил напоминанием о том, кем он был: монстром.