Чуть ранее в агентстве, когда Фло говорила мне, что на показ Гальяно я должна прийти с ногами как у богини, в разговор вмешалась Леонс, очень смешная, но немного грубоватая ассистентка: «Да ты видела свои ноги, Виктуар? Просто непростительно быть настолько шикарной. Я бы убила всех, лишь бы заиметь такую фигуру, как у тебя». Все засмеялись. «И позволь заметить, Виктуар: мы даже не просим тебя привести себя в форму, потому что ты уже в ней». Меня же искренне удивляло то, что никто не замечал, насколько огромных размеров было мое тело.
Я тщательно исследовала отражение своего «непростительно шикарного» тела в зеркале. Руки и ноги были тоненькими, между бедрами был достаточный зазор, который мне очень нравился, ребра явно выпирали над ультратонким животом. Затем я посмотрела на кости в области таза и грудной клетки, на свою грудь, которая была слишком большой для Лагерфельда. Щеки мои провалились, что дополнительно подчеркивало глаза. Мне было приятно, что всем это нравилось, но лично я этого не понимала. Никто не замечал, как обвисала моя кожа на животе, если я не стояла прямо, или кожа на ягодицах. Мои бедра, равно как и плечи, были рыхлыми. Когда я наклоняла голову, у меня появлялся второй подбородок. И все это из-за двух килограммов, которые я набрала в этом ненавистном Милане. Как они могли не замечать, что я уже давно рискую не влезть ни в какую одежду.
Я провела немного времени вместе с Лео. Мы завалились в обнимку в его кровать, рассказывали друг другу секреты и щекотали друг друга. Он сказал, что был счастлив от того, что я дома. Я ответила, что он даже представить себе не может, насколько это делает счастливой меня. А затем я отправилась в свою кровать вместе с Пушинкой, оставив двери между моей комнатой и комнатой Алекса открытыми, чтобы мы могли болтать, пока не заснем, как это было всегда.
Карусель кастингов раскручивалась с адской скоростью. Мама везде возила меня, мы вместе объехали самые шикарные районы Парижа. Она ждала меня в машине, а потом я выходила и подробно рассказывала обо всем. Был какой-то парень, который явно на чем-то «сидел», потому что, когда он узнал маленькое платье из коллекции Ральфа Лорена, начал истерически кричать: «Ой, какая прелестная идея! Такого я еще не видел – сделайте скорее фото! Ты такая красивая – хочу, хочу, хочу, чтобы ты вышла на мой показ!» Еще был этот тип из Yves Saint Laurent, о котором лучше ничего не рассказывать бабушке, потому что ее это убьет. Вульгарный переросток в застегнутом до ушей безвкусном костюме и солнечных очках в золотой оправе, который, постоянно чавкая жевательной резинкой, снимал меня на огромный фотоаппарат на фоне рулона белой бумаги, почти как в студии у Гилада, и повторял: «Смотри на меня, дорогуша. Добавь чувственности». Зацепившись каблуком, я поскользнулась на краешке бумаги, которая оказалась ничем не зафиксированной. Он тут же отреагировал, но не так, как я ожидала. Вместо того чтобы спасти меня от падения, он побежал проверять, что случилось с его бумажкой. «Черт тебя дери, поосторожней с разворотами!» Думаю, что и в Yves Saint Laurent обстоятельства сложились не в мою пользу.