Артемий был уверен, что Кристина разделяет все его взгляды, что она только и мечтает вписаться в его планы. Гусаров не сомневался, что ради него и его шедевров она бросит всю ту ерунду, которой занимается сама. А о самом главном для себя Артемий писал так неловко и так невинно, как будто он не мужчина с караваном жен и дочерей позади, а влюбленный и обезумевший от страсти подросток, который даже не знает подходящих, понятных женщине слов.
Кристина привыкла выходить по утрам с оглядкой, бежать к машине и молить бога, чтобы Артемий не выскочил из-за угла с букетом цветов. Она ни в одной редакции, ни у себя в издательстве не была уверена, что Гусаров не появится. А по вечерам домой пробиралась огородами и партизанскими тропами, потому что самое ужасное – это наткнуться на Артемия у подъезда и путано объяснять, почему она не может его пригласить даже выпить стакан воды.
У Кристины была на исходе фантазия: к утру нужно сдать срочную работу, приехали деревенские родственники с грудными детьми, в квартире потоп и обвал, рабочие… Таким бредом ей пришлось спасаться после двух вечеров, в которые она не сумела отказать Гусарову.
Она встречалась с ним дважды, встречи длились не дольше двух часов, и Кристина поняла, что третьего раза не будет. Легче умереть. С таким содроганием она вспоминала его невинно-сумасшедший взгляд, его пафосные восторги, капли пота на лбу и над губой, пухлую, вялую руку, которой он пытался до нее дотронуться. Он сам и пугался, и задыхался, и был близок…
Ох, да черт его знает, к чему он был близок! Кристина не чувствовала такого отвращения ни к кому. Такой вроде бы приятный и милый Санта-Клаус, но как же нужно уметь – прилипнуть к чужому человеку, чтобы тот не мог больше свободно дышать.
О том, чтобы что-то объяснить Артемию, – не могло быть и речи. Он слышал только себя. И Кристина выбрала самый щадящий вариант. Она согласилась на соавторство. Только поставила условия. Получив его рукопись, она просто находит места, которые сумеет развить и продолжить. Она не правит и не рецензирует то, что он пишет. Но запрещает что-либо менять и в ее тексте. Она оставляет за собой право – в любой момент уйти из этой работы вместе со своими вставками.
Он принимал все ее условия с неизменным восторгом. Для него был огромным счастьем сам факт такого тандема, все остальное он уже додумывал в своих детских фантазиях: их общая слава, Нобелевка, Голливуд, миллиарды долларов потоком без конца. И, разумеется, они уже никогда не расстанутся, связанные общей славой, работой и цепями душ и тел.