Вы первыми это услышали, друзья: я влюблена. И с этого началось мое падение.
Мне давно следовало прекратить эксперимент с книжными свиданиями. Я больше не могла отрицать свои чувства к Эдварду Каллену или свою вину перед ним. Но, прежде чем я успела признаться, он обнаружил мое предательство в самых унизительных обстоятельствах: наткнувшись на этого акробата на вечеринке у общего друга. Мой обман, вполне ожидаемо, его потряс и глубоко ранил, поэтому невозможно было убедить его не бросать меня как горячую картофелину.
Я перестала спать, есть (свежие продукты; теперь я ем только консервы и готовые закуски). И больше не могу смотреть на себя в зеркало. Он отверг все мои попытки помириться, и я осталась вариться в своих сожалениях. Я столько времени пыталась не влюбляться, а теперь понимаю, какой глупой я была, и весь этот эксперимент оказался одним длинным упражнением в прокрастинации.
А еще есть «совершенно чудесный, но все еще без искорки» Том. Я наткнулась на него после уже описанного – исключительно травматичного – инцидента. Он соблаговолил снова пригласить меня на свидание. А я соблаговолила эмоционально замкнуться и притвориться, что Тома не существует. Но после трех его сообщений, оставленных без ответа, и телефонного звонка, будучи в особенно паршивом состоянии («Я никогда больше не полюблю и умру в одиночестве!»), и вопреки здравому смыслу (не стоит слушать подруг, накачанных послеродовыми обезболивающими), я рискнула дать ему еще один шанс. Когда тебя снова и снова отвергает любимый человек и ты боишься превратиться в старую кошатницу с тысячей кошек (на самом деле я не люблю кошек), пойдешь еще и не на такое.
Итак, мы встретились, чтобы выпить кофе после работы. Обсудили достоинства сиквелов, то, что День матери должен называться Днем матерей (он же не одной матери посвящен, а всем!), и как книги развивают в людях эмпатию. И, как мы могли предполагать, свидание прошло совершенно очаровательно. Меня притягивал в нем глубокий интерес к письменному слову, восхищали его соображения по поводу литературы и его комментарии об обществе. Том умный, внимательный, добрый и классически красивый. Он как Джон Стейнбек: нравится всем. Просто он не Эдвард Каллен, мужчина с волей крепче, чем только что сорванный кокос, и книжными пристрастиями хуже, чем у двенадцатилетней дочери моего троюродного брата.
Внезапно все показалось таким неприкрыто (и почти неприятно) ясным. Читали когда-нибудь «Невыносимую любовь» Иена Макьюэна? Я перечитывала некоторые фрагменты по пути на работу. Он написал: «Потеряв любовь, ты поймешь, каким даром она была. Без нее ты будешь страдать. Поэтому возвращайся и сражайся за нее». Разве не прекрасно, когда книга как будто понимает тебя?