Саша был один. Тётя Тоня проводила меня в комнату (когда он удосуживался встречать меня сам?), и осталась на какое-то время. У Саши играла «Агата Кристи»:
…я на тебе, как на войне, а на войне, как на тебе…
[29]— Мне не нравится эта песня, — поморщилась тетя Тоня, я усмехнулась.
На полу лежали гантели и, как только тетя Тоня вышла, я подбежала к ним.
— Твои? — не без иронии спросила Сашу.
— Мои, — попыталась их поднять, оказались очень тяжелыми.
— Ты, что качаешься? — переспросила его с сомнением, потому что Саша и спорт всегда казались вещами несовместимыми.
— Угу.
— Да, ладно! Покажи!
Он молча взял гантель и, сидя на кресле, невозмутимо согнул руку в локте.
— Раз, — я не утерпела.
Он продолжил, пришлось считать до тридцати. Произнося цифры вслух, я заметила, что мой голос становится всё серьезнее и грустнее. В какой-то момент я ощутила тягу к Саше, вдруг резко представив, как было бы хорошо, если мы обнимались, но затем выкинула это из головы, расплатилась за диски и сказала, что пора.
В коридоре я одевалась, слушая тетю Тоню, затем открыла дверь и оглянулась на прощание. Саша в этот момент уже сделал шаг по направлению к своей комнате, но вдруг замедлился, обернулся и посмотрел мне прямо в глаза. Тетя Тоня не могла видеть его лица, может, поэтому он не скрывался. В них была глубокая печаль.
Самое странное, что в среду я немыслимо заскучала по Гере, его не было в ШОДе во вторник, не пришел он и на следующий день. Я страшно боялась, что больше его не увижу, и не могла себе объяснить, как человек, который в понедельник меня совсем не интересовал, исчезнув, в среду практически заставил страдать. Я дала себе обещание, как только он появится, дать ему шанс снова сблизиться со мной, но переживать эти дни было безумно тоскливо.
В четверг Гера пришел.
Не долго думая, на физике я села к нему за парту. Весь урок сидели молча. На математике к Гере присоединился Громов, занял мое место. Ха! Будто это меня остановит! Я спокойно подошла к Гере и сказала:
— Подвинься! — в группе было много народу, поэтому часто сидели по трое.
Гера что-то спросил, усмехаясь.
— Что? — я не разобрала.
— Ничего, — Гера подвинулся.
Я села рядом, но его вопрос не давал покоя, наконец, удалось восстановить услышанные звуки в связное предложение. Он спрашивал: «Больше сесть некуда?» Я была рада, что не услышала вопроса, не пришлось реагировать.
Зато Громов был в восторге! Гера сидел между нами, но это не мешало Громову приставать ко мне с большим энтузиазмом. Десять раз спросил, на какой улице я живу, так и эдак коверкал фамилию. Громовское неравнодушие бросалось в глаза, и спрятать его под маской разгильдяйства он уже не мог. Наверное, даже Гера заметил. Но я была верна своим планам, и вечером, на лагерной встрече, которую организовывал Владимир Николаевич в своем кабинете, надеялась с Герой сойтись. Для этого были все условия.