Бойцы сели за столы, закурили, продолжая переговариваться короткими фразами:
— Секретные приборы, выходит, отвинтили с «яка», стибрили фашисты.
Выходит, стибрили.
— Как узнали-то, где ероплан лежит?
— «Костыль», говорят, выглядел, куда села подбитая машина. Засек, известно.
Чисто сработали.
— Они мастаки. Обучались...
— У нас под Стрыем, в Западной Украине, целый взвод вырезали ночью. В первую неделю войны.
— Немец?
— Не... Местные бандиты. Бандеровцы.
—В Латвии тоже в спину стреляли.
Эх, и где не гниют русские косточки!
Сепп-то не русский, эстонец вроде.
— Я не про то, я про русскую армию. Он в русской армии службу нес. Считай, русский. Суворов в Италии воевал. И там русские кости легли.Если подумать, вот назови хоть одну войну, в которую Россия вступила подготовленной? Не придумаешь. Нет такой войны.Есть, наверное... Должна быть.
— Какая? — спросил дежурный по роте, — С татарами? Иль с французами? Может, с японцами? Или в первую мировую?
— Наверное, есть, если подумать,— не согласился боец.
Их разговор был до обидного спокойный, размеренный.
От навеса взвились в небо ракеты. Через секунду еще две. Они запрыгали по земле, ударяясь в березы. Шипя н разбрызгивая огонь.
Стрелял Рогдай. Схватив наперевес винтовки, бойцы побежали к навесу. Я пошел следом, даже не взведя курки у ракетниц. Перед глазами стояло белое лицо дяди Бори и черные комья земли, которые сыпались на его закрытые глаза, на рот, волосы...
Бульба заливалась колокольцем, кто-то громко, от души матерился в кустах.
Оказывается, Рогдай обстрелял ракетами старшину роты Брагина. Толик приехал в подразделение на огромном неповоротливом рыжем битюге.
«Рыжий красного спросил, где он бороду красил?» — почему-то пришла на ум детская дразнилка.
— Слушай, земляк,— спросил солдат,— где ты такого Геринга раздобыл? Куда Полундру-то спровадил? Вроде на ней уезжал, а вернулся на Геринге.
— Заменили,— уклончиво ответил старшина роты.— Смотри, какой бугай! Во! Глянь — правда, на Геринга смахивает? Силища! Вагон зараз везет У. глянь, ноги, глянь! Теперь зараз на землянки слег привезем.
Толик обежал вокруг битюга, тыча кулаками в его ляжки, как в стену, обитую войлоком. Геринг (кличка привилась) не чувствовал ударов. Не животное- гора мяса, щетины и копыт. Он тупо смотрел на людей.
«Привели, ну и привели,— было написано на его квадратной морде.— Главное, чтоб жрать дали — ячменя или овса, отрубей...»
— Во силища! — напористо восхищался Толик, требуя сочувствия.— Полундра-то слабосильная. О, глянь, какой Геринг! Я раздобыл.
— Тьфу! — сплюнули бойцы.— Он за три дня объест. Фашистская морда! На колбасу бы... Кто дал?