Воронеж – река глубокая - Михаил Иванович Демиденко

Воронеж – река глубокая

В этой удивительной книге вы откроете мир новых возможностей и историй, где каждый персонаж и событие приносят с собой неповторимую глубину и интригу. Автор волшебным образом сочетает элементы фантазии, приключения и человеческих драм, создавая непередаваемую атмосферу, в которой каждая страница — это путешествие в неизведанные миры. Поднимите книгу и готовьтесь погрузиться в мир, где слова становятся живыми, а истории оживают перед вашими глазами.

Читать Воронеж – река глубокая (Демиденко) полностью

Михаил Демиденко. «Воронеж – река глубокая»;

Изд-во: «Советский писатель», 1987


Сканирование, распознавание, форматирование текста: Дмитрий Глебов, 2019 г.

vk.com/glebovv


ЧАСТЬ ПЕРВАЯ


Вся эта невыдуманная история начинается с вопро­са, который я задам вам, мои читатели: какой, по вашему мнению, самый прекрасный город на земле?

Вы, конечно, скажете, что матушка Москва или его величество Ленинград...

Нет! Не угадали!

Или Париж с Елисейскими полями, или Нью- Йорк — родина высотных зданий без архитектурных излишеств...

Тоже нет!

Самым прекрасным городом на земле, с моей точ­ки зрения, был, есть и будет Воронеж! И не улыбай­тесь!

Хотите знать, почему он самый лучший на земле? Отвечу.

Потому что в этом городе я родился. И для меня нет прекраснее места на земле, чем мой город.

Ах, если бы вы могли его видеть до войны! Сколько в нем росло сирени! Всюду — в палисадниках, скверах, просто на улицах. Город буквально утопал в сирени. А сколько было в нем вишен, слив, яблонь и груш! Мы, пацаны, ходили воровать яблоки не куда-то на окраину, а в самый что ни есть центр города — в сад при горис­полкоме, в Милицейский сад (бывший Семейный), в сад Дзержинского. Общественных садов было много.

Яблоня росла даже во дворе нашего непутевого дома.

Родился я на улице Фридриха Энгельса, 54, в Доме артистов, бывшей гостинице «Гранд-отель». Само на­звание гостиницы говорило о том, что она была построе­на в нижегородском вкусе, который у нас почему-то называли английским: длинные, скрипучие коридоры с высокими потолками, двери номеров, через которые можно провести престарелого жирафа, бронзовые ручки на дверях, мебель под красное дерево — пузатая, крова­ти трехспальные и в то же время длинные, как коломен­ские версты, туалеты с мраморными раковинами... У са­мого входа, у широкой лестницы с зеркалами сохра­нился закуток, огороженный деревянным барьером, а вверху табличка «Портье».

Портье переименовали в «директора Дома арти­стов», но два понятия оказались живучими, упрямыми, и, что с ними ни делали, они продолжали жить. Первое: уборщиц называли горничными. В ведомостях, в прочих документах они числились уборщицами, но в нашем доме они были горничными. И может быть, поэтому всех живущих в доме называли гостями. Не квартиро­съемщиками, не квартирантами, не жильцами, а гос­тями.

И второе: у нас платили не за квартиру, а за номер. Неважно, что человек прожил в номере десять лет, давно выплатил рассрочку за мебель,— у него на шка­фу, на кровати и на креслах продолжала красоваться надпись: «Гранд-отель». Горничные производили убор­ку и, когда выходили в коридор, говорили друг другу: «Я пятый номер сдала... Неаккуратные гости .посели­лись».