Она была одинокой и чопорной. Почему-то она безумно меня любила, хотя я принес ей огорчений не меньше, чем революция. Она пыталась привить мне любовь, как сейчас говорят, к серьезной музыке, любовь к театру, к немецкому языку. Но я рвался на улицу. Немецкий язык привился ко мне, как черенок яблони к водосточной трубе, а в серьезной музыке я дальше «Чижика-пыжика» одним пальцем так и не пошел.
В школе у меня тоже пытались найти талант. Мария Васильевна, моя первая учительница, вдруг решила, что я умею читать рассказ Зощенко. Меня, как рекрута, свели в Дом народного творчества, я добросовестно отмучился два занятия, затем удрал кататься на подножке трамвая. Не детского — взрослого, и не с правой стороны, а с левой, на заячьей площадке. Родители и тетя Клара ломали голову, в кого я пошел...
Да, я вам еще не представился. Так вот... Фамилия моя самая что ни на есть простая — Васин, а имя... Имя придумал отец. Видно, в годы, когда я появился на свет, он впервые прочитал Шиллера, потому что меня назвали в честь героя какой-то драмы Альбертом.
Я-то еще что... Альберт так Альберт, а вот моему братишке куда больше не повезло. Он был на год моложе. Неизвестно, чем увлекался при рождении брата наш отец, но братишку назвали Рогдаем.
Батька наш вообще был увлекающейся натурой. В детстве он не получил систематического образования, поэтому в зрелые годы продолжал самообразовываться. Когда-то по семейным обстоятельствам он бросил строительный институт на втором курсе. Работал отец прорабом. Величал он себя «потомственным солдатом»: наш прадед был простым солдатом, воевал в Болгарии с турками, наш дед был солдатом, воевал и сложил голову в Маньчжурии, мой отец... Он был рядовым красноармейцем в гражданскую, в финскую и в эту... Ушел добровольцем в первый день войны. А через месяц пропал, и я не знаю, где его могила. Он уехал и пропал без вести, рядовой Красной Армии, потомственный солдат России Васин Терентий Васильевич.
Целый год Великая война подбиралась к нашему городу: сначала ушли мужчины, потом стали приходить извещения: «Пал героем в боях за священную советскую землю...» Первые воздушные тревоги... Никто их почему-то не принимал всерьез. Даже в начале сорок второго года. На ночное небо смотрели, как на сцену балагана,— ждали от фокусника интересного фокуса. Многие мечтали потушить хотя бы одну немецкую «зажигалку», а мы с Рогдаем даже и не надеялись, что нам хоть когда-нибудь свалится с неба подобное счастье.
Первая фугасная бомба упала в детский городской сад.