Откуда-то сбоку вылетели три тупорылых «ястребка» — И-16. В небе началась кутерьма. Два самолета немецких, три наших. Самолеты носились друг за другом, и вот из одного брызнул дым и потянулся, как пыль за машиной.
— Ура! — заорали во ржи.— «Юнкерса» подбили! Ура!
Самолеты, точно испугавшись криков, улетели.
Все смотрели, как из горящего «юнкерса» выпрыгнул человек, как раскрылся парашют, немецкий самолет ударился о землю за леском. Донесся гул взрыва, в небо полыхнуло пламя.
Топча хлеб, сотни людей побежали к месту приземления парашютиста. Со стороны деревни тоже бежали люди с косами, граблями, палками.
Немецкий летчик приземлился неудачно: часть купола парашюта упала на деревья, немца ударило о ствол, но он сумел отстегнуть ремни, выхватил пистолет и, прихрамывая, побежал. Зря бежал, бежать-то было некуда.
Его в момент окружили.
Образовался круг диаметром метров в пятьдесят. В середине стоял живой фашист с пистолетом. В шлеме, комбинезоне, на боку планшетка. Он пошел. И круг людей двинулся за ним в полном молчании. Немец шел в середине круга. Почему-то злобы теперь не было. Было любопытство.
Когда в город приезжал бродячий зоопарк, в Милицейском саду ставили клетки, в них показывали диких зверей. Посетители ходили от клетки к клетке, смотрели. У клеток с обезьянами смеялись, бросали конфеты, яблоки. В гостях у слона вели себя тихо, тоже одаривали подарками и восхищались хоботом: «Говорят, иголку поднять с земли может». У клеток, в которых содержались крокодилы, размышляли: «Что за зверь? Кожа в буграх, глаза закрытые. Может, помер? Хитрый, гад! Притворяется. Попробуй войди в клетку — мигом хапнет. Хапнет как пить дать! Живодер! Особенно на воле свирепый!»
Точно так же сейчас люди смотрели на немца.
Вроде и человек... Две руки, две ноги, голова. Похож на человека. Чего же он бомбил, стрелял из пулеметов, убивал ребятишек? Во гад! Фашист!
— Ахтунг, их бин...— раздался женский голос.
Первые слова я понял, потом, естественно,— ни бельмеса. В круг вошла женщина. Люди ахнули: «Осмелела гражданочка. Ты гляди, заговорила с фашистом!» Тетя Клара! — закричал Рогдай. Это была она, наша соседка, наша дорогая тетя Кларочка, наша любимая!
Мы попытались подбежать к ней, но нас не пустили. Спугнете,— зашикали на нас.— Смотрите, тетка- то идет к нему, идет... Не стреляет. Испугался.
Знакомая ваша, что ли? Учительница по немецкому, да?
Учительница, учительница...— разошлось по кругу.— Чего это она балакает?
— Тихо, не мешай слушать,— зашикали кругом.
Хотя никто ничего по-немецки не понимал, слушали беседу тети Клары с фашистом внимательно.