— Отступай, — рыкнул Ингольв. — Спасайся.
Тот упрямо качнул головой, со всей силы отшвыривая его назад. Метнулся в сторону, схватил щит, будто тот мог уберечь его от гнева Фенрира. Обернулся — и в глазах его встал испуг. Больше не видно было ничего. Только обрисованная золотом фигура противника и его взгляд, в котором читалось сомнение: может, стоит и правда отступить?
Он попытался напасть, но его удар провалился. Ингольв ударил сбоку, чуть со спины. Отбил клинок, задел щитом его щит, самым краем, но от силы, что пришлась в железный обод, тот вывернулся вместе с держащей его рукой. Эвар стиснул зубы и сбросил его, встряхивая кисть. Два резких взмаха — поперек груди, чтобы отшатнулся, и поймать вторым под ухом. Кровь потекла по шее воина. Но не страшно. Пока. Будь это обычный хольмганг, его уже остановили бы. Но упавшие на плащ красные капли теперь не имели значения. Зато Эвар всполошился. Словно не ожидал, что его вообще могут ранить. Приложил ладонь к порезу и глянул так, точно обиделся на оплеуху от отца.
Ингольв ударил его ногой под дых. Сочно хрустнуло. Воин, взмахнув руками, едва не оторвался от земли и тяжело рухнул на спину. Почти целый щит впечатался ему в грудь. Ингольв придавил его коленом, замахнулся.
Собственный кулак с зажатым в нём мечом, будто тяжёлый булыжник, ринулся вниз. Остриё нацелилось ниже плеча, ровно туда, где быстро и громко билось сердце Эвара. Оборвать жизнь легко. Их много будет погублено. А возвращать жизнь, как Асвейг, Ингольв не умеет. Пусть ненадолго, пусть лишь в очертаниях фиолетового тумана. Не умеет. Сына вот зачал, а, может, и не поймёт тот никогда, кто его отец. Мал ещё.
Ингольв остановил удар, в какой-то пяди от груди противника. Замер, ещё мгновение размышляя. И опустил руки. Эвар вытаращился, не успев осознать, что остался жив.
— Будем считать, что ты мёртв, — Ингольв встал.
Повернулся и пошел к Змею. Начала спадать желтоватая пелена с глаз. С каждым ударом сердца мир вокруг становился прежним. И в то же время неподвижным: попросту все зрители позастывали на своих местах. Альвин хмурился, но всё ж не спешил оспаривать итог хольмганга. Хакон ухмылялся, слегка потирая бороду. Знать, любой исход поединка его устраивал. Блефиди подал рубаху и одобрительно качнул головой.
— Не знал, что ты способен на милосердие.
— Первый раз слышу это слово, — буркнул Ингольв, одеваясь. — Думал, в нашем языке такого и нет.
Ромей скривился, распознав издёвку.
— Примешь ли ты такой итог, Альвин? — громко обратился конунг к ярлу. — Или потребуешь, чтобы Ингольв убил твоего воина?