Тот обернулся, окинул его взглядом с головы до ног, будто только что заметил.
— Ты не хотел отдавать Одди? — спросил тихо.
Кетиль покачал головой, невольно коснувшись пальцами одной из ссадин на лице.
— Спасибо, — только и сказал Ингольв.
Вышел наружу, ведя за собой Асвейг. За порогом развернул её лицом к себе, только и закрыв дверь, притиснул крепко, сжав в отчаянных, наполненных мукой объятиях.
— Мы заберём его, — шепнула она, слегка касаясь губами его шеи. — Успеем. До Сумарсдага ещё далеко.
Хотя, если подумать, не так уж долго до него осталось. И сам Ингольв то понимал, верно, потому как только усмехнулся горько.
— Я устрою им Рагнарёк. Никакие жертвы не помогут, — проговорил со страшной уверенностью, от которой по спине продрало льдом. — Идём.
Они погрузились на лошадей, которые так и паслись лениво во дворе, никуда не двигаясь и пощипывая только проклюнувшуюся из-под земли траву. Спешно покинули поместье, тихое, словно отгоревший в агонии умирающий.
— Зря я поверил ей, — только к вечеру заговорил Ингольв, когда пришло время искать место для ночлега.
А особенно, как небо окончательно затянулось и поднялся ощутимый, проникающий под одежду ветер. Громады укутанных в леса гор вдалеке совсем потонули за сизой пеленой приближающегося ненастья.
— Ты не мог знать, — исподволь посмотрела на него Асвейг. — Никто не знал.
— Я мог догадаться, что Сиглауг никогда не простит меня. И что Одди она не полюбит настолько, чтобы при первой возможности не использовать его против меня. Надо было забирать его. Нашли бы кормилицу, всё было бы гораздо лучше…
Он вздохнул и смолк.
— Надо ехать за ним.
— Ты права, — возразил Ингольв. — До Сумарсдага ещё есть время. Возможно, привезут Диссельв. И тогда я смогу говорить с Фадиром на понятном ему языке. А если нет, то просто проломлю ему череп. Я и так терпел его слишком долго. И пусть боги напитаются его кровью. Для них она будет жертвой справедливее и слаще. Я подвешу его на одном из ясеней вокруг храма. Только выберу ветку покрепче. И заставлю Хакона смотреть на это.
Ингольв покосился на Асвейг — и в его взгляде будто промелькнул, казалось бы, позабытый упрёк. За то, что однажды, всего раз, она была с конунгом. И всё тело покрывалось гусиной кожей от его слов. Потому как Асвейг знала, что в точности так он и сделает.
Как ни торопились они, как ни мало отдыхали за дни пути, а всё равно прошло их не меньше, чем в ту сторону. И то ли Асвейг застудилась в дороге, то ли давала о себе знать усталость, а по возвращении почувствовала она себя дурно. То и дело пробегал по мышцам озноб, и крутило их несильно, а всё ж ощутимо. Ингольв встревожился, почуяв, что с ней что-то не так. Помог спешиться, отчего беспокойство отразилось на лицах всех, кто в тот миг находился во дворе.