– Я ничего не начинаю. Просто это повальное хамство – не ночевать дома, а теперь вытащить всех на завтрак и где-то застрять. Он не принц Монако, чтобы все его здесь покорно ждали.
– Если тебя это так бесит, может, ты просто с ним разведешься и будешь жить в свое удовольствие? Всем будет только легче, – вздыхаю.
Мама вздрагивает, гордо выпрямляя спину. Ее движения грациозны, глаза же наполнены льдом и пронизывающим меня насквозь холодом. Она изящно поворачивает голову вбок, теребя пальцами бриллиант сережки.
– Герда, твой отец растоптал меня и мою любовь. Поэтому я буду с ним до тех пор, пока не превращу его жизнь в полнейший ад. И я совершенно не хочу, чтобы ему становилось легче.
Опять ему, мне… она думает только о себе и своей боли. Ненавидит отца, но, как собачка на привязи, сидит рядом с ним. Не хочет она, чтобы легче ему становилось… а я хочу. Я, блин, хочу, чтобы мне стало легче. Меня достала такая жизнь. Все они. Это пытка, пытка жить в таком доме, доме, где все во что-то играют. Папа играет в примерного отца, мама – в обиженную и оскорбленную жену, я – в идеального ребенка… мы – семейка морально изуродованного отребья. И если они не понимают, то я чувствую это каждой клеточкой души. Чувствую, но ничего не могу с этим сделать.
Поднимаюсь из-за стола.
– Ты куда? – мать удивлена и растерянна.
– Ухожу. У меня сегодня много дел.
Мама хлопает глазами, не в состоянии сказать и слова, и только отец зашедший в столовую, своим жестким, убивающим все живое голосом возвращает меня обратно. Он просто говорит: «Сядь», и я прилипаю обратно к стулу. У меня трясутся поджилки, и я раболепно замолкаю, заталкивая в себя овсянку ложку за ложкой. Я до безумия боюсь отца. Я не понимаю, почему так реагирую, всегда так реагирую. Но я не могу даже спокойно дышать в его присутствии. Мне кажется, еще один вздох, и он прикажет мне не делать и этого.
Тру шею, чувствую, как по губам стекает теплая жидкость. Опять кровь. Беру салфетку, зажимая нос.
– Мне нужно умыться, – говорю еле слышно, выходя из-за стола. Столовую пересекаю медленно, иду, как по минному полю, чувствуя на себе пристальные взгляды родителей. Никто из них даже не сдвинулся с места, словно им нет никакого дела, что у меня опять хлещет кровь.
В ванной открываю кран с ледяной водой и пристально смотрю на себя в зеркало. Тонкие струйки алой субстанции стекают по губам, подбородку, где, превращаясь в капли, падают на белую футболку.
Я завороженно наблюдаю за этой картиной и не могу оторваться от этого зрелища.
Перед глазами встают безразличные лица родителей. А потом я вспоминаю, как Шелест дал мне свой шарф, совершенно чужой человек позаботился обо мне. Он просто протянул шарф, а мне тогда показалось, будто он достал с неба звезду. Глаза становятся влажными, поэтому я быстрыми движениями стираю с лица кровь, прикладывая холодную салфетку к переносице.