Единственным решением, что показалось правильным, Иван Ильич выбрал то, которое было не слишком удобным ему самому. В сложившейся ситуации он, возможно, впервые за долгое время принял решение, расходящееся с желаниями. Решил отстраниться. Не навсегда, на время. Только на тот период, когда душевная рана затянется, и Люба снова станет такой, как прежде. Он понимал, возврата в прошлое нет, но ведь и там не всё было гладко. Однако же в какой-то момент Люба была добра и ласкова. На то и надежда.
Вот и сейчас – пройдёт время, и она забудет, всё забудет. И снова будет рядом.
Невероятное терпение, какое выказывал Иван, было сродни поступку для него невозможному. Никогда он не представлял, что сможет так долго терпеть. Он ждал и смотрел. Да, он смотрел за Любой тогда, когда она этого не замечала. Он узнавал у Митьки о том, какое у неё настроение. Сам же приходил ночью под её окно и долго всматривался в мутное стекло, чтобы рассмотреть очертания Любы.
Он ждал того момента, когда она сама захочет его видеть. За всё это время Иван понял, что не может заставить её любить. Всё, что он делает, только отталкивает её, не приближает ни на шаг. Он понимал, что сделал много ошибок и теперь пожинает их разрушительные плоды. Он чувствовал, что всё могло быть совершенно не так.
А теперь он наслаждался ожиданием. Ведь в этом был целительный смысл. Он – залечивал раны и переделывал сознание, менял направление мыслей и давал ответ на нерешённый вопрос. Нужно только немного подождать.
В начале лета луга вокруг имений налились живительным соком и стояли нетронутыми, пока ещё крестьяне не скосили их на сочное сено. Знойными вечерами Иван Ильич выходил из дома и шел в прохладу травы, чтобы хоть немного почувствовать пьянящую негу спокойствия. Порой он растягивался посреди густых стеблей и с наслаждением разглядывал звёздное небо. Казалось, там, где заканчивается трава, сразу начинается небо. А звёзды, вот они, протяни только руку и возьми любую из них. Ощущение это, волшебное и приятное, порой так охватывало Ивана, что он засыпал тут же, в траве, и просыпался только когда ночная роса падала и будила прохладой.
А однажды не роса разбудила его, не прохлада и капли, а песня. Тихая, заунывная, грустная песня. Иван приподнялся осторожно и в неровном свете месяца увидал силуэт.
Иван вздрогнул. Ему не нужно было догадываться, кто шел по лугу, он понял это сразу, только лишь увидел. Люба – это была она.
Кровь ударила в лицо Ивану. Он оцепенел. Боялся двинуться и выказать себя. А Люба шла прямо на него, словно бы какая-то незримая нить тянула её именно сюда, в это место. Шла, касалась травы руками и пела. Расстояние неумолимо сокращалось. Люба остановилась. Она увидала его.