Ее челюсть упрямо сжалась, и она переступила с ноги на ногу, явно недовольная ситуацией.
— Так куда ты предлагаешь нам отправиться?
— У меня есть дом за городом. Я сам установил систему безопасности, и она очень надежна. По нему невозможно выйти на меня, поэтому они не смогут найти нас, если мы будем осторожны.
Она снова беспокойно заерзала, ее руки опустились по бокам, эти проклятые браслеты издали серебристый звук. Потом подняла руку и перебросила волосы через плечо.
Женщина была в постоянном движении, и это начинало раздражать до чертиков. Его опасные чувства, и без того натянутые до предела из-за долгого присутствия этой женщины, теперь начали выходить из-под контроля, и то, как она продолжала двигаться, размахивая руками, не делало ситуацию легче.
Разве ты не должен был не подпускать ее к себе?
Он почувствовал, как напряглись его челюсти, и нетерпение пробежало по его телу. Он запер это внутри себя. Жестко.
— Я не могу уйти, — ответила она, поворачиваясь, чтобы посмотреть на холсты, сложенные у стен. — Я не могу оставить все это здесь. Мои работы, мои краски, мои кисти… все.
Не обращая на нее внимания, Лукас снова подошел к окну, чувствуя, как нарастает опасности. Господи, им нужно убираться отсюда, и чем скорее, тем лучше. Он не питал никаких иллюзий относительно своих способностей, никакой ложной скромности. Он был одним из лучших, но даже он был всего лишь человеком, и, если они пошлют армию за Грейс, он не сможет защитить ее в этой дыре.
Снаружи ничего не было, переулок был чист, но это не означало, что там действительно никого не было или никто не наблюдал.
Господи, он не мог больше ждать.
Он повернулся и встретил янтарный взгляд Грейс.
— Мы уходим, — сказал он решительно. — У тебя есть пять минут.
* * *
Пять минут? Собрать работу года? И как она собиралась взять свои холсты, взять все свои художественные принадлежности?
Ответ, конечно, был прост. Она бы не могла. Он просил ее оставить все здесь.
Холодный, твердый комок страха никуда не делся, но теперь к нему присоединились резкие, электрические всплески гнева. Потому что нет, ни за что. Она никуда не пойдет без своих картин.
Встретив его серебристо-голубой взгляд, она вздернула подбородок.
— Через две недели у меня выставка в галерее. Две. Недели. А это? — Она махнула рукой в сторону холстов. — Это мои экспонаты. Я не могу оставить их здесь. Я не оставлю их здесь. Они заняли у меня год, чтобы нарисовать все это, и я не оставлю все это здесь.
Лукас даже не взглянул на холсты.
— Твоя работы не имеют никакого значения, — холодно сказал он. — А твоя жизнь — да.