— Крашу ногти на ногах крошечными серебряными розочками.
— Зачем?
— Потому что иногда это помогает с вдохновением, — наконец она подняла глаза и встретилась со знакомым холодным взглядом голубых глаз. — Я должна где-то его найти, поскольку застряла с последней картиной.
С этого угла, когда она сидела на полу, он казался еще более внушительным, чем обычно, возвышаясь над ней, как один из ее холстов. Сегодня он снова был в своем черном байкерском кожаном костюме, что каким-то образом только добавляло ему атмосферы холодной, темной безжалостности. Луч света из окон падал на его лицо, освещая синим, красным и золотым, и контраст этих цветов с его темнотой был… завораживающим.
Она могла нарисовать его вот так, сидя на полу и глядя вверх. Как-нибудь ухватить эту тьму, потому что она знала, что она там есть. Она чувствовала это…
Неугомонная энергия внутри нее начала оживать, как всегда, когда он был рядом. Ее сердце учащенно забилось, дыхание перехватило.
— Ты можешь так и остаться? — сказала она, прежде чем смогла остановиться.
Он нахмурился, едва заметное подергивание бровей придало ему мрачный вид.
— Зачем?
Темный ангел, вот кем он был. Теперь уже не столько Гавриил, сколько нечто менее небесное и яркое. Если бы он вдруг отрастил пару черных крыльев за своей широкой спиной, она бы ничуть не удивилась.
Ее пальцы потянулись к блокноту и карандашу, которые лежали на полу рядом с ней.
— Просто… не двигайся.
Но он не был глуп, его острый взгляд уловил движение в направлении ее карандаша.
— Я же сказал, что не позволю тебе рисовать меня.
Грейс уставилась на него.
— Но я не смогу сделать ничего другого, пока не нарисую тебя.
— Это не моя проблема.
— Я могу сделать это твоей проблемой.
Лукас поднял вверх бровь.
— Неужели? — в этих словах был целый мир презрения и еще одна вселенная угрозы. И то, как он стоял, приподняв бровь, более прекрасный, чем сам дьявол, заставляло ее так отчаянно хотеть приложить карандаш к бумаге, что она едва могла терпеть.
Она посмотрела на него, встретившись с этим жестоким холодным взглядом, а энергия внутри нее накалилась до предела. Что тут такого, если она его нарисует? Она не понимала, в чем дело.
— Чего ты так боишься?
В его глазах неожиданно вспыхнули эмоции, но они исчезли слишком быстро, чтобы она смогла понять, что это было, оставив после себя только ледяные кристаллы и иней.
— Я ничего не боюсь, — его глубокий холодный голос был бесстрастен.
Может, да, а может, и нет. Кто знает, если он никогда не выказывал никаких эмоций? Мир может взорваться прямо перед ним, и он, вероятно, будет смотреть на него так же, как сейчас на нее.