Но это, конечно, вряд ли. Гриффин говорил ей, что Лукас снайпер, а это означало, что он привык к неподвижности. Привык быть терпеливым. Очень, очень терпеливым…
По ее спине пробежал холодок, и она заставила себя сосредоточиться. Нужно было проработать его глаза. Это очень важно, чтобы передать их выражение правильно, или как иначе она сможет поймать этот тысячеярдовый взгляд?
Она снова подняла глаза, изучая его. Его ресницы были густыми и удивительно темными для блондина.
— Бессмысленный шум, да? Знаешь, ты немного зануда.
Он никак не отреагировал.
— Я полагаю, тебе сказали, как он умер.
Эти слова слегка шокировали ее, заставив карандаш дернуться. Он имел в виду Гриффина и, конечно, они сказали ей. Он погиб при нападении на опорный пункт террористов где-то в Восточной Европе. Подробностей ей не сообщили, но это не важно, ей и не нужно их было знать. Тот факт, что он мертв, был важнее в тот момент. Как он умер, не имело значения.
— Так и было, — она взяла ластик и стерла не нужное. — Я не это хотела спросить.
— Почему ты вышла за него?
Ее карандаш, который в данный момент прорисовывал его подбородок, остановился на середине листа.
— Что?
— Почему ты вышла за него? — выражение его лица, как обычно, ничего не выражало, но что-то мелькнуло в его взгляде, чего она не поняла.
— Потому что я любила его конечно, — по какой-то причине вопрос вызвал у нее неловкость, поэтому она снова посмотрела на рисунок. — Обычно именно поэтому люди женятся.
— За что ты его любила? — он произнес эти слова так же, как спросил ее в первое утро, предпочитает ли она чай или кофе.
Неприятное чувство внутри нее усилилось.
— Это личный вопрос.
— Я позволяю тебе рисовать меня, а ты любишь поговорить. Это означает, что я могу задать несколько вопросов.
— Я не знала, что это будет сделка типа «услуга за услугу».
— Осталось пять минут.
Мудак. Впрочем, это не имело значения. Это не было секретом.
— Я любила Гриффина, потому что он был очень милым парнем. Хорошим человеком. Который умел отдыхать и расслабляться. Легко общался, веселился. Он поддерживал мое искусство, не пытался указывать мне, что делать, и все такое, — она подняла глаза, проверяя угол наклона головы Лукаса и избегая его взгляда. — Зачем тебе это знать?
Взгляд Лукаса был тверд.
— Услуга за услугу, Грейс. Ты рисуешь, я задаю вопросы.
Ее челюсти сжались, и она снова посмотрела на свой блокнот, сосредоточившись на стройных, сильных линиях его тела. Ладно, если он не хочет, чтобы она задавала вопросы, она не будет. Но это вовсе не означало, что она должна отвечать на его вопросы.