На автопилоте я захожу в комнату Милы, взбалтывая бутылочку с молоком, и поднимаю ребёнка из кроватки. Возможно, она выпьет сейчас немного. Надеюсь, это поможет ей. Если она не перестанет плакать, то вряд ли сделает больше одного глотка.
Чёрт, я ненавижу использовать бутылочку. Я предпочитала кружку-непроливайку, но отчаянные времена требуют отчаянных мер.
— Ш-ш-ш, — сажусь на кровать рядом с ней и глажу её по попке.
Она тянется ко мне и всхлипывает, когда я прижимаю её к себе, покачивая на коленях. Она смыкает губы на бутылочке и начинает сосать. Две блаженные минуты проходят в тишине, прежде чем она выбивает бутылочку из моих рук на пол и снова начинает плакать.
— Мила, тише, малышка, — встаю, удерживая её перед собой и покачиваясь.
Она хныкает «папочка», но я качаю головой. Ненавижу видеть её такой, но не могу уступить. Из-за этого станет труднее справляться с подобным в долгосрочной перспективе. Пинаю дверь, оставив Милу на полу, и открываю ноутбук.
Захожу на Spotify и нахожу плейлист Dirty B. Дважды щёлкаю на первую песню, и она начинает играть. Мила немного успокаивается, когда слышит звук голоса Коннера, льющегося через колонки, но всё ещё остаётся безутешной.
Она подползает ко мне с текущими по щекам слезами и хватается за мои ноги. Я поднимаю её к себе на колени и обнимаю, покачивая из стороны в сторону.
Закрываю глаза, поглаживая её по волосам, как делала моя мама, когда я теряла своё одеяльце или мишку, или под моей кроватью были монстры. Она приходила и обнимала меня, пока папа убивал их. Когда Сти смеялся надо мной, отец говорил ему успокоиться, потому что я была принцессой, а принцессы не сражаются с монстрами.
Если бы только те мамины объятия продолжались на протяжении последних лет, а суперпапа убийца монстров всё ещё мог появиться.
Сейчас, в глухую ночь, держа своего ребёнка, мне хочется позвонить папе, чтобы он убил монстров под моей кроватью.
Мила закрывает глаза, посапывая. Я тихо вздыхаю с облегчением.
А затем она просыпается. И кричит.
Бормочу очень плохое слово.
В конце концов, спустя полтора часа она засыпает. Через пять минут, когда она перестаёт плакать и шевелиться, я решаю уложить её в кроватку и наконец-то поспать самой.
По крайней мере, я надеюсь, что мне это удастся.
Я медленно встаю и на цыпочках пробираюсь в её комнату, захватив со своей кровати зайчика. Задерживаю дыхание, пока качаю её, и кладу Милу в кроватку. Разворачиваюсь на пальчиках и включаю CD-плеер, позволяя голосу Коннера наполнить комнату, а затем медленно выхожу.
Тихо и медленно.