Она тоже отпила пива и добавила:
— Если ты думаешь, что у вас грязная работа, малыш, то ты сильно ошибаешься.
— Значит нужное дело, — сказал я и спросил: — Тогда почему каторга?
— Потому, что граждане скорее сдохнут от недостатка витаминов в социальном пайке, чем пойдут туда добровольно. Потому, что каторга — это временное лишение гражданства. Потому, что шанс прожить там одну тысячу стандартных часов составляет 50 %. Это статистика. На один стандартный час там приходится иногда до десяти административных, но тем выше риск. В фильтрах кто только не живет и это не самое опасное место.
Похоже было, что она хорошо знает этот предмет. Я спросил:
— Ты была там?
Она кивнула.
— Двести часов. Из них семьдесят в Промзоне.
Нельзя сказать, что меня это сильно поразило. Я как-никак тоже в Ополчении не картошку чистил, а в джунглях кого только нет.
— Так вот, малыш… У Терры есть Марс и Венера. На Венере — летающие плантации в атмосфере, которые в свою очередь постепенно меняют ее состав. Еще через сотню лет она станет ограниченно пригодной для людей. На Марсе — тяжелая промышленность и химия. Там нет поселений и устаревшие производства просто сравниваются и на их месте ставятся новые. Поэтому на самой Терре так чисто. А у нас другой планеты под боком нет, космолифтов только три и от эпидемии и смерти нас отделяет всего одна неделя без воды. Подумай об этом.
— Не приведи Ху на Новой такое же произойдет.
— Все в ваших руках, — кивнула Мадлен. — Впрочем, пока биосфера планеты агрессивна, переселенцы туда не поедут.
— Вот, значит, почему джунгли не уничтожают…
— Да. У вас там у власти умные люди сидят. Там опасно, но воздух чистый и нет необходимости выращивать траву на стенах. Еще пива? Давайте, я вас угощу.
Эти последние слова Мадлен неожиданно прозвучали в тишине. Музыка, игравшая в баре, на несколько секунд стихла. Одна композиция меняла другую. За моей спиной раздался смех.
— Ха! Дама платит за своих кавалеров. Ты слышал!?
Губы Фрица, глядевшего мне за спину, поджались. Я обернулся. За соседним столиком сидели двое в уже знакомой мне форме, черной, с золотым шитьем на воротниках и погонах. Гвардейцы… Лейб-рота… Козлы… Они что, тут в каждом баре пасутся? Подчеркнуто медленно я поднялся, аккуратно отодвинул стул и, сделав два шага, остановился перед ними. Спросил:
— Вы, кажется, позволили себе неуважительно высказаться о гражданке? Не хотите выйти и поговорить на эту тему.
Вспыхнули два зеленых луча сканеров. Гвардейцы переглянулись.
— Говорил я тебе, капрал, что язык твой — твой же самый главный враг, — сказал один из них. — Что теперь? Ополчение Новой признает Дуэльный Кодекс.