Все собравшиеся, как один, обернулись к морю. В сотне метров от плота вода лениво плескалась вокруг головки Царя-Крагена. Хрустальные глаза чудовища были направлены, как телескопы, на Смотрину. Через некоторое время головка погрузилась под поверхность. Синяя вода забурлила, потом разгладилась и стала почти зеркальной.
Скляр Хаст вышел вперед и стал подниматься на трибуну, но Блаздель остановил его: «Трибуна не предназначена для самовольных выступлений. Жди, пока тебя не вызвали!»
Но Хаст оттолкнул заступника, поднялся на трибуну и повернулся лицом к толпе. Указав на глянцевые воды спокойного океана, он сказал: «Вы видели отвратительную тварь, нашего врага! Зачем обманывать себя? Заступники, арбитры, все! Давайте забудем расхождения, объединим навыки и ресурсы! Если мы это сделаем, мы можем придумать, как убить Царя-Крагена! Мы — люди. Почему мы должны унижаться перед кем-либо или чем-либо?»
Баркван Блаздель негодующе задрал нос и сделал шаг к Хасту — так, словно собирался его схватить, но повернулся к слушателям: «Этот сумасшедший воззвал к вам — уже дважды! Но в то же время вы заметили, насколько бдителен Царь-Краген — каждому из вас известно его могущество! Поэтому выбирайте! Следует ли подчиниться подстрекательству безудержного маньяка — или соблюдать древние традиции доверия к благосклонности великого Царя-Крагена? Этот вопрос нужно решить раз и навсегда. Полумеры недопустимы! Скляр Хаст должен умереть! А теперь поднимите повыше кулаки — все как один! Заставьте замолчать лихорадочно вопящий рот Скляра Хаста! Царь-Краген близко, он не дремлет! Смерть Скляру Хасту!» Блаздель высоко поднял руку со сжатым кулаком.
«Смерть Скляру Хасту!» — вторили заступники.
Неохотно, нерешительно остальные тоже стали поднимать кулаки — сначала одни, потом другие. Некоторые передумывали и опускали руки; иные, наоборот, сжимали кулаки и поднимали их; третьи поднимали кулаки, но соседи тут же заставляли их опустить руку. Люди вздорили и кричали по всему плоту; споры сливались в сплошной хриплый рев.
Внезапно встревоженный, Блаздель наклонился вперед, призывая к порядку. Хаст тоже хотел было обратиться к толпе, но сдержался — его слова уже ничему не помогли бы. Налицо было необъяснимое, почти магическое превращение: мирное собрание стало всеобщей свалкой. Мужчины и женщины яростно хватались друг за друга с воплями и ругательствами, с ревом и визгом. Запас эмоций, накопившийся с детства и до сих пор старательно подавлявшийся, вырвался наружу — страх и ненависть одних вызывали такую же реакцию у других.