«Бродячие крагены, сколько бы их ни было, не так прожорливы и пагубны, как один Царь-Краген, — отозвался Хаст. — Не прислушивайтесь, однако, к угрозам и проклятиям заступника. Плот Транк разрушен и сможет прокормить лишь немногих, пока не будут сплетены новые сети, пока не будут построены и засеяны новые шпалеры. Поэтому в данный момент многолюдная миграция, о которой говорит Блаздель, практически нецелесообразна».
Рыжий мародер возвысил голос: «Пусть заступники сами мигрируют на крайние плоты со своим обожаемым Царем-Крагеном! Это всех устроит как нельзя лучше!»
Блаздель не ответил на это — спрыгнув с трибуны, он промаршировал по плоту к своему личному плавучему островку.
Несмотря на драку — или, может быть, потому, что происшедшее уже казалось им невероятным, почти вытесненным из памяти эпизодом — большинство обитателей Транка решило вернуться на родной плот. Некоторые, донельзя огорченные обстоятельствами, временно устроились на других плавучих островах, в хижинах собратьев по касте или по гильдии; тем не менее, остальные осмелились вернуться на Транк, говоря себе: «Будь что будет!» Туда они поплыли, молча работая веслами кораклов, растирая синяки, промывая кровоподтеки, перевязывая раны и не глядя по сторонам — никто не хотел встречаться глазами с другом или соседом, которого они только что чуть не задушили.
Так они отправились в печальное плавание, когда уже сгущались серо-фиолетовые сумерки — мимо вереницы плотов, каждый из которых отличался неповторимой атмосферой или другими свойственными только ему особенностями: например, на плоту Омерж вошли в употребление характерные для его обитателей выражения, а искусную резьбу по стеблю можно было безошибочно распознать как работу мошенника с плота Лоймар. А теперь Транк был разрушен — единственный из всех плотов, только Транк. Этого было достаточно, чтобы слезы скорби и отчаяния наворачивались на глаза уроженцев Транка. Для них все изменилось, былая жизнь безвозвратно ушла в прошлое. Оскорбления могли забыться со временем, обида могла притупиться, но дружба уже никогда не стала бы такой непринужденной, как прежде, взаимное доверие никогда не стало бы безусловным и полным. Тем не менее Транк оставался их домом. Им больше некуда было податься.
На Транке они не нашли почти никакого утешения. От трети хижин остались одни щепки. Житница была уничтожена, вся драгоценная мука погибла. Некогда гордая сигнальная башня рухнула и развалилась на части. По всему плоту прослеживалась широкая просека разрушения — след, оставленный Царем-Крагеном.