Зачётка, или с Новым Годом, Глеб Борисович! Книга 1 (фон Беренготт) - страница 4

— Да ешь ты ради Бога…

— Ммм… невероятно вкусно… Это ваша жена готовила?

— Да. Все приготовила, нарядила елку, накрыла на стол и ушла к соседям…

— Что, серьезно? Вздох.

— С юмором, я смотрю, у тебя так же плохо, как и с мозгами. Моя жена давно уже бывшая. А готовит приходящая кухарка. И, да, этот салат тоже можно. Это крабы. Их надо есть с… а, впрочем, какая разница?

* * *

— Глеб Борисович, а где у вас ванная?

— Что? Зачем тебе?

Смущенно.

— Ну… мы же будем…

— Ты что дома не могла подмыться?

Еще больше смущения, судорожный глоток.

— У нас сегодня воды горячей не было…

— А холодный душ нельзя было принять?

— Ну… холодный мне холодно. Придатки можно застудить…

— Так. Слишком много информации. Идем.

Шаги в коридор, ванная, нежный запах лаванды.

— Ах!

— В обморок только не падай.

— Я постараюсь… Но, Глеб Борисович… Эта ванная… она же больше всей нашей комнаты в общежитии…

— Прям так и больше?

— Раза в полтора…

— Ну, больше так больше… Давай раздевайся, я налью тебе ванну.

— Что прямо здесь… раздеваться?

— Конечно. Хочешь, я помогу.

Мягкий шум воды из плоского крана-водопада, искрится пухнущая над ванной шапка пены.

— Оооххх…

— Что опять?

— Пол с подогревом… Боже, какой кайф…

— Да, можешь ходить босиком. У меня везде пол с подогревом.

Умоляюще:

— Глеб Борисович, а можно… вы пока уйдете… Я еще не готова. Морально.

Недовольное поджимание губ.

— Хорошо. Смотри не долго только. Я не хочу лишать тебя девственности под бой курантов.

* * *

Тонким девичьим голоском:

— Цвет настроения сиииний… внутри мартини, а в руках бикииини…

Клик отворяемой двери.

— Наумова, хорошо поешь.

— Ай!

— Чего ты закрываешься? Ты же вся в пене. Тем более, твою верхнюю половину я уже видел.

— А в-вы зачем пришли?

— Чтобы залезть с тобой в ванну, конечно.

— Ой, а м-может не надо? Я как раз собиралась ноги брить…

Смех — веселый и почти добрый.

— Ты просто прелесть.

— Опять пошутили, да?

— Не волнуйся, еще пару лет, и ты научишься распознавать тонкий столичный юмор. Это не сложно — главное усвоить аксиому, что каждая всерьез сказанная тебе вещь может оказаться шуткой.

Угрюмое молчание.

— Вроде как то, как вы мне пообещали поставить тройку после того, как я вам…

— Именно.

Снова молчание.

— У нас так никто не делает.

— Но ты почему-то хочешь жить здесь, а не в этом… как его?

— Добром.

— Да, в нем. Хочешь жить у нас — в продажной, лживой Москве, где тебя еще не раз поставят раком. Если не поумнеешь, конечно. И не начнешь извлекать из всего этого пользу.

— Я же вам говорила, что у нас происходит…

— Ш-ш-ш… На выпей.

— Что это?

— То, что заставит тебя перестать грузить нас обоих.