"Понятно теперь почему все книги, что она несла сдавать в библиотеке были по искусству" — подумал я.
Хочет стать знаменитой актрисой как Ингрид Бергман, Вивьен Ли, Кэрол Ломбард или Джоан Фонтейн. Любит поэзию, музыку, а больше всего танцевать, и выразительно посмотрела на танцующие в зале пары. Я предложил пойти потанцевать, но честно предупредил, что последний раз танцевал лет пять назад. И попросил быть ко мне снисходительной. Ричард то достаточно неплохо танцевал свинг. В основном быстрый и энергичный "Collegiate shag" (известный как "блошиный шаг"). Популярный на вечеринках учащихся колледжей, но и линди хоп и бальбоа он тоже умел. А вот я был в больших сомнениях, смогу ли быстро освоить их. Я хоть и имел некоторое представление о танцах, даже как-то год занимался акробатическим рок-н-ролом, где собственно со своей второй женой и познакомился. Но сразу без тренировки, освоить танцевальные движения вряд ли смогу. Джули уже встала от столика и вопросительно на меня посмотрела. "Поздно Санёк метаться, надо было сперва подумать, а потом предлагать" — ругал я себя. — "Теперь делать не чего, сказал А надо говорить теперь Б". И мы пошли танцевать. Поначалу всё у меня получалось вкривь и вкось. Джули, просто угорала над моими неуклюжими попытками танцевать. В конце концов, я освоился, полностью переключившись на память Ричарда, отключив почти полностью свою, а мышечная память тела помогла. После третьего танца уже просто танцевал и получал удовольствие. Трюк оказался не хитрым, надо было полностью переключится на память Ричарда, а свою память отодвинуть в самый дальний уголок сознания, то есть, как бы начать ощущать себя Ричардом. Джули танцевала просто великолепно и явно получала огромное удовольствие от танцев. В общем, вечер удался. Провожая Джули до дома, я пригласил её на послезавтра, в модный сейчас в Нью-Йорке дансинг, она с радостью согласилась. Проводив Джули, поцеловал её руку на прощание, чем вызвал её смущение и довольный отправился домой. Ну не совсем скажем полностью довольный, но форсировать события я не собирался. Это не циничные и безнравственные девяностые и двухтысячные годы. Здесь пока нравы, слава богу, были другие, более целомудренные и патриархальные.
На следующий день, после работы, я отправился на встречу с Олафом Хансеном. Зайдя в ресторан, я попросил метрдотеля провести к ожидающему меня господину Хансену. Тот подвёл меня к столику, где меня ждали. "Ничего себе!" — Подумал я. "Если он Олаф Хансен, то я Нельсон Мандела или Лумумба который Патрис". За столом меня ждал типичный латинос. Лет под сорок, с породистым лицом аристократа в энном поколении, смуглокожий, тонкокостный или можно сказать стройный, с чёрными вьющимися волосами и черными ухоженными усиками. Единственно, что выбивалось из образа этакого Панчо Вилья, были глаза серо-стального цвета. Я поздоровался, представился. Он, встав из-за столика, поздоровался и представился в ответ, пригласив меня за стол. Присев за столик, я произнёс пароль, Хансен ответ — протокол шпионских игрищ был выполнен. Потом он сказал: