Лирическое отступление прерывается появлением начальника. Опять сгущается туман, слышен все тот же шум раскаленных лавин и запах серы. Больше ничего нам не покажут. Спускаемся. Мне всегда казалось, что склон вулкана — сплошные камни. А здесь земля, песок и грязь вперемешку со снегом. Это вулканические пеплы. Очень интересная морфология склона — ряды узких и высоких гребней тянутся вниз, между ними — снег. Пересечь их поперек невозможно — все сыплется и ползет вниз. Наши следы вызывают небольшие селевые потоки. Осторожно лезем, пока не выходим на „твердую“ почву — это осыпь, но все же камни, а не сыпучий песок и не вязкая грязь. Туман какой-то ледяной, для обогрева решаем перекусить. Находим относительно плоскую площадку и открываем банку редкостной дряни. На нас нападает смех, мы вспоминаем нашу жизнь на Ключевской вулканостанции. „Завтрак на фоне Шивелуча“ — сидим, повернувшись к северу. Вечером поворот на сто восемьдесят — это „ужин на фоне Ключевской“. Сегодня у нас новый этап — „обед под вершиной Безымянки“, даже холодный „Завтрак туриста“ уже не кажется такой гадостью.
Долго и нудно спускаемся по кроваво-красным осыпям окисленных лав, по дороге натыкаемся на огромную серую глыбу, расколотую на три резных лепестка. „Каменный цветок“, — думаю я, Билл произносит то же самое вслух. Шеф улыбается и сообщает, что такого типа отдельность и в самом деле называется „каменным цветком“. Начинается дождь, но мы уже почти в лагере. Обычная кухонная суета. Едва успев переодеться, принимаюсь чистить подгоревшие кастрюли. Вот уж поистине занятие, достойное подвигов Геракла, особенно в такую погоду. Что они утром сделали с этой кашей?
Ужинаем втроем в палатке. Состояние блаженное — счастье и усталость. Шеф сегодня мной доволен. Он вручает мне ракетницу, я стреляю вверх, зеленый мерцающий свет тлеет в туманом воздухе. Это я салютую Безымянке. И еще (будем честными!) — немного себе. Ну, только самую малость».
Опять возвращаюсь к вопросу — нужны ли наблюдатели? Наши преодоления — нет ли в них попытки утвердиться в глазах других? На миру и смерть красна.
Но был же Робинзон Крузо?
Целую маленькую вселенную построил — один.
Нет, опять не так сказала — был же Даниэлем Дефо придуман Робинзон Крузо? То есть Дефо обдумывал тему самоутвержениия человека в отсутствии зрителей, просто наедине с миром?
Прототип Робинзона, Александр Селкирк, кажется, все-таки одичал.
Счастье, счастье…
Слишком часто это слово мелькает на страницах дневничка. Вот и думай теперь — что оно такое? Сформулировать трудно, поэтому пойдем от противного. Когда мы несчастливы? Когда раздражены, устали, голодны, когда нас не любят и притесняют, когда давят неразрешимые проблемы, когда от нас требуют того, чего мы не можем и не хотим.