, пытался врастать в реальность, не думать о прошлом и будущем. Меня научили обращаться с их оружием. Мне открылся доступ к манускриптам, создававшимися ещё в эпоху Китограда. И я понял, что хочу отыскать утерянные смыслы — те, что были известны Демиургам. Раз уж я лишился всех, кто мне дорог, пусть это будет ради великой цели. Вот что я думал в те годы.
— Вы изменили своё мнение? — поинтересовался Шеймус Доннован.
— Не сразу. Мне посоветовали попасть в Предельные Чертоги. Если ответы существуют, они хранятся здесь, на Земле. Так мне сказали безымянные отсутствующие. Я послушался их совета и покинул Урхат. Дальше мой путь лежал в Облака. Самым сложным было раздобыть пропуск — земная Дверь тщательно охранялась. Но я справился с этим, нанявшись телохранителем к одному состоятельному терранцу. Мы бродили по разным мирам, заключали какие-то сделки. В итоге я оказался в Стимбурге. И знаете, что? Круг замкнулся. Здесь нет никаких смыслов. Вы сами ничего не помните, вы лишены своего прошлого и будущего. Только бесконечное настоящее, все эти бессмысленные механизмы, артефакты, действия которых вы не понимаете. И вот я здесь.
— Ищешь новые смыслы, — хмыкнула Ванесса.
— Ищу, — подтвердил Келоэд. — И однажды это случится. Я пойму, для чего создавались все эти миры, кто такие Посторонние, и что всем нам делать дальше. Я хочу победить не для того, чтобы вернуться в Преддверье. Я хочу двинуться дальше, к неизведанным мирам.
— Красиво, — вздохнул мистер Доннован.
— А ваши ножи? — поинтересовался Йордан. — Что стало с ними?
Келоэд небрежно махнул рукой.
— Я продал их одному антиквару. Видите ли, на Земле руны не действуют.
Глава пятнадцатая, в которой брат и сестра попадают в чужой вагон
Сразу после голосования Костовы сбежали. План предложил Йордан, Марийка его одобрила. Покидать поезд дети не собирались, они решили побродить по закоулкам «Вояжа» в поисках родителей. Вещи оставили в номере.
Вечер выдался на редкость ясным и тёплым. Поезд ехал по городским кварталам, перемежающимся с лесистыми взгорками и тихими речушками. Закат был кроваво-красным, тучи растянулись в сизые полоски.
— Странно, что ему не поверили, — сказал Йордан, поднимаясь по трапу на крышу вагона. — Все слышали о мастерах ножей. Он говорил правду.
Выбравшись на скос крыши, брат и сестра замерли. Оба инстинктивно вцепились в поручни ограждения, хотя и понимали, что опасность им не грозит. Сзади тянулась длинная вереница домов-вагонов, встроенных в громыхающий локомотив. Впереди высилась коптящая труба паровоза. Йордану показалось, что он смотрит на механический поток, сложенный из черепичных крыш, труб, переходов, ограждений и мансардных окон. А ещё — балкончиков, террас и флигелей. Невозможная гостиница стремительно погружалась во мглу. Сумерки скрадывали расстояния, маскировали углы, затягивали чернотой провалы. Йордан вспомнил рассказы отца о часовых поясах. Логика подсказывала, что к одиннадцати вечера тьма должна была полностью сгуститься. В апреле так всегда бывает. Но произошёл сдвиг, да и потеплело как-то подозрительно быстро. Похоже, со временем внутри поезда творилось что-то неладное.