— Тебя нужно показать врачу, — говорю я. Ну нет у меня другой нормальной причины, чтобы ее не отпускать. Не только смертные звереют от проблем с родителями, у демонов и богов все то же самое, и мне нужно чуть больше времени, чтобы переварить папашин фортель, поэтому хватаюсь за первую же соломинку.
— Со мной все в порядке, — клацающими то ли от стресса, то ли от холода, то ли оттого и другого зубами заявляет она. И вдогонку: — Как ты оказался рядом так быстро?
Тут нужно сделать еще одну паузу и еще раз вспомнить, как все-таки сильно, горячо и до печенок я люблю своего отца. Просто наказать нас троих ебучим проклятием было ему мало. И подсунуть свою игрушку, которой он точно не захочет делиться — тоже. Он решил добить меня контрольным выстрелом, сделав девчонку полностью и стерильно смертной. Она ничего не знает о Тени, для нее существует лишь ее скучная замызганная реальность, в которой вампиры не высасывают людей до смерти, а демоны существуют лишь фантастических книжках. И, само собой, она никогда не сможет понять, кто я на самом деле. А даже если узнает, то, как и другие «счастливчики», просто тронется умом. Тень не любит, когда ее лапают недостойные, и обычно конкретно прочищает мозги, устраивая то, что в Сером мире принято называть «шизой».
Самое время подбить итог.
Девчонка должна умереть — ее судьба была предрешена еще в момент зачатия.
Я завишу от нее, как нарик от дозы, и у меня есть всего тринадцать дней, чтобы развратить невинную душу и освободиться.
Девчонка «слепая» и, находясь рядом с ней, я рано или поздно выдам себя, и это ее убьет.
Но я должен привязать ее к себе, чтобы уберечь от смерти и трахнуть до того, как кончится песок в верхней колбе невидимых часов. И если я ее привяжу, мы с Овечкой станем ближе, чем сиамские близнецы.
Даже богиню Удачи было проще наебывать в карты, чем расплести этот долбаный клубок.
— Тебя как зовут? — спрашиваю я. И психую, потому что она явно не собирается отвечать. — Слушай, что у тебя за проблемы? Я тебе жизнь спас, а ты ведешь себя так, будто мой кот нагадил под твоей дверью. И не раз.
Она водружает очки на нос и все-таки представляется:
— Александра.
— А я Ло… — Громко кашляю в кулак, проклиная все на свете и себя в первую очередь. — Алексей. Леша.
«Лох», — добавляю про себя.
Пока она отряхивается и пытается повыше поднять воротник свитера, чтобы как-то спрятаться от дождя, я думаю, как заставить упрямую овечку делать то, что мне нужно. Уже ясно, что моя маленькая особенность на нее не действует, уже понятно, что эта война не станет увеселительной прогулкой, а будет посерьезнее, чем восхождение на Эверест, но даже в полной заднице я чувствую, как внутри разгорается приятное знакомое чувство.