— Просто не понимаю, зачем тебе я? — Она подносит к моему носу растопыренную ладонь и стучит пальцем по кольцу на безымянном пальце. — Может быть…
Вы будете смеяться, но она снова не успевает закончить мысль, потому что над нашими головами раздается хрустящий скрежет — и старая лампа с тремя рожками срывается вниз, словно уродливое семечко. Я и сам не очень в курсе, как успел схватить Александру и опрокинуть ее на пол, прикрыв собой. Звон разбитых плафонов немного глушит мое: «сука, блядь, когда это кончится?!» Потому что я зол, как черт, и потому что пара осколков точно угодила мне в ногу.
Александра лежит подо мной тихой мышью и даже не шевелится, и не дышит. Если я срочно что-то не придумаю, то она, чего доброго, начнет задыхаться.
— Эй, Овечка, все в порядке, это просто старая люстра, — шепотом говорю я.
Она еще пару секунд смотрит на меня немигающим взглядом, а потом говорит:
— Александра.
— Что? — не въезжаю я.
— Лучше «Александра», а не «Овечка».
Она как-то странно выходит из ступора, снова удивляя меня отсутствием слез, паники и криков.
— Александра, — растягиваю ее имя по слогам. И только, когда член снова напрягается до состояния полосатого жезла, до меня доходит, какую чудовищную ошибку я совершил.
Но уже поздно, потому что ее губы слишком близко, и если я не могу трахнуть их Локи-младшим, то точно могу трахнуть языком.
В конце концов, я же должен попробовать будущую жену на зуб?
Александра угадывает мои намерения, потому что вдруг оживленно ерзает подо мной, пытаясь освободиться, и даже достает из арсенала пару крепких кулачков, которыми, если ее срочно не утихомирить, точно навешает мне люлей.
— Александра, хватит, — шепчу ей в губы, уже почти чувствуя дурманящий вкус невинного рта.
А в ответ слышу:
— Мы едем в ЗАГС, Алексей. Сейчас или… будешь целовать меня в гробу!
Вообще, в моей грешной жизни случалось много того, о чем не расскажут в «Спокойной ночи, малыши», но некрофилией я точно не баловался. И мне как-то совсем не хочется распечатывать эту традицию.