— Ты привёз Риму много подарков, и не знаешь что Царь хотел получить от Рима? Ты у меня об этом спрашиваешь?
Бородатый варвар захлопал глазами.
— Ликор помер. Сам помер. Он знал.
Всем римским богам богатые жертвы. Надо же какая удача. Но виду Фраат не подал.
— Прочь с глаз моих, сын ишака. Я должен подумать.
Подумать действительно было над чем. Быть ключевой фигурой в планах отца и просто ключевой фигурой с собственными планами — это, как говорится, две большие разницы. Просвещённый царь, Фраат Пятый, сын римской гражданки, заинтересует такое великий Рим? Вполне. А у них на востоке сейчас десять легионов, с иудеями разделаются быстро. Думай, Фраат, думай.
Маробод стоял в строю почётного легиона триумфатора Друза Германика и косил глазом на причудливую бронзовую трубу на колёсах, что стояла слева от их центурии. Они выстроились спиной к временному амфитеатру, полукругом замкнувшему излучину Тибра у Марсова поля. Прошли за колесницей почётным эскортом и встали по центуриям между этими трубами. На Марсовом поле сражались пленные германские дружинники, под руководством пленных вождей, разделённые на две небольшие армии. За спиной одной из армий, небольшой германский бург, почти как настоящий. Германцев было много, и поначалу Маробод опасался, что могут бросится на них, но нет, стали резать друг дружку с большим удовольствием. Это понятно, у германцев между собой обид не меньше, чем на ромеев, а умереть с мечом в руке в любом случае почётней, чем… бррр. Маробод поморщился и снова скосился на странную трубу. Не для красоты же их поставили. Наконец одна из армий отступила в бург, возникла небольшая пауза, а потом, вдруг, с тибрского острова, с диким воем, взлетели огненные змеи, и поочерёдно набросились на осаждённую крепость. Вжих-вжих-вжих, бург пылал как жерло вулкана. Осаждающие в испуге кинулись подальше от огня, и тут… Та самая труба плюнула огнём и громом, и оглушила Маробода на одно ухо. Другим он успел услышать как плюнули остальные трубы. На месте бегущих гермацев возник кровавый туман, они на бегу просто разлетались на куски. Сын вождя маркоманнов зажмурился от ужаса.
Хренасе зрелище, папа, у нас, оказывается, большой затейник. Даже больший, чем предполагалось. Как, интересно, Агриппа ему разрешил пушки использовать? Секрет же. Сильно видать Антония давила, и чего ей неймётся. Германик скосил глаза на отца, тот аж жмурился от восторга. Скосил на мать, глядит с интересом, не испуга, ни отвращения. Даже маленькая сестрёнка Ливилла Германика удовольствие получила. Тысяч шесть, в кровавый фарш и горелые куски, на их глазах, превратилось, а они как будто интересное кино посмотрели. Ну да, они примерно так всё и воспринимают, дикари же, не люди, бандиты. Почему Агриппа про пушки не предупредил? Хотя понятно, он знал, что буду против, а так по факту… Мудр, Агриппа. Толпа ликует, один я чем-то не доволен. А нет, вон германские вожди тоже не сильно рады. Жаль парфян не видно.