— Мы не пойдём в Тракию, Легат. И приглашение твоего отца я принимаю с благодарностью.
Луций Антоний встал, кивнул, и молча вышел. Карта осталась лежать на столе.
Книгу "Германская война", составленную из подлинных рапортов, дословно, и без всяких литературных обработок, Гаю Меценату посоветовал издать Германик, разумеется, с согласования Агриппы. Как обычно и бывает, совет оказался осень ценным. Книги продавались по тысяче денариев за каждую, но отбоя от заказчиков не было, число их уже подходило к той же тысяче. Меценат усмехнулся — миллион из бумаги. Гораций принял усмешку на свой счёт.
— Если бы я придал тексту более изящную форму, покупали бы ещё лучше.
Вот осёл упрямый. Прав малыш, такому, или морковку перед мордой подвешивать, или кнутом гнать, объяснять бесполезно. Досады Гай Меценат не выдал.
— Тебе никто не мешает, мой друг. Мы обязательно издадим и твой вариант, уверен, ты превзойдёшь Гомера.
Гораций мечтательно зажмурился, предвкушая грядущую славу. В голове Мецената сложился образ идущего за морковкой осла, и он снова усмехнулся. Ему нравились ироничные сравнения малыша Германика. И советы нравились.
Отъезд в Германию прошёл довольно буднично, даже Антония не скандалила. Из-за беременности, нового статуса, или постоянного присутствия рядом с Германиком Октавии, не суть важно, но она себя сдерживала. Мир в семье был восстановлен. До свидания, мама. Ты меня любишь, Германик? Очень, мама! Надеюсь, ты родишь мне братика. Обоз Агриппы на этот раз был огромен, вывозили много оборудования с тибрского острова, подготовленных специалистов с семьями, и огромные кучи их барахла. Обоз был настолько огромен, что казалось растянется на всю дорогу, когда первые повозки подойдут к Одеру, последние только будут выезжать из Рима. Дорога грозила растянуться месяца на полтора, Германик окинул взглядом начало обоза, и с надеждой спросил Агриппу.
— Может, лучше конными пойдём? Столько времени терять…
— Подальше сначала отъедем.
Понятно, чтоб мать не увидела. Интересно, у неё своя агентура есть? Надо присмотреться к новому окружению.
— Ты прав.
Публий Квинтиллий Вар, проводив научно-производственные кадры Партии в Марцеллу-Германику, сам, однако, отправился совсем в другую сторону. Со специально подготовленной когортой Четвёртого Македонского и всей наличной артиллерией, из ста шестидесяти казназарядных бронзовых пушек, он сел в Остии на корабли и отправился на восток. Были у него с собой новые ракеты, гигиновы воспитанники обещали, что будет гореть даже камень. Ещё мины, для проделывания брешей в Иерусалимских стенах, и мины поменьше, для завала выходов из катакомб. Многое Вар и сам ещё не пробовал, лишь читал инструкции. Напросились с ним, подружившиеся, Маробод и Гай Випсаниан, успевшие уже стать неплохими артиллеристами-ракетчиками, Друз их отпустил, и даже посетовал, что сам не сможет поучаствовать.